Тириан подумал — или, вернее, мог бы подумать, будь у него на это время — что они находятся внутри маленького соломенного хлева около двадцати футов длиной и шести шириной. В действительности же они стояли на траве, над ними простиралось глубокое синее небо, а воздух приятно обвевал их лица, как будто было раннее утро. Неподалеку росли купы деревьев с густой листвой, из-под каждого листа выглядывал золотой, бледно-желтый, пурпурный или ярко красный плод, какого не найдешь в нашем мире. Плоды навели Тириана на мысль об осени, но в воздухе было что-то говорившее о том, что вокруг лето и никак не позже июня. Все направились к деревьям.
Каждый сорвал тот плод, который ему понравился, и секунду все помедлили. Эти фрукты были так прекрасны, что каждый подумал: “Это не для меня… уверен, что мы не должны срывать их”.
— Все в порядке, — сказал Питер, — я знаю, что мы все чувствуем, но я уверен, совершенно уверен — мы зря боимся. Мне кажется, мы попали в страну, где все разрешено.
— Так давайте! — сказал Юстас, и они начали есть.
На что эти плоды были похожи? Они не могли описать их вкуса. Я же скажу только, что, по сравнению с ними самый свежий грейпфрут, который вы когда-либо ели, казался вялым, самый сочный апельсин — сухим, груша, тающая во рту — твердой как дерево, а самая сладкая земляника — кислой. В этих плодах не было семян или косточек, а вокруг них не было ос. Если бы вы хоть однажды попробовали эти плоды, то самые прекрасные яства в мире показались бы потом невкусными, как лекарство. Как мне описать их вкус? Вы не поймете, на что они похожи, пока сами не попадете туда и не попробуете.
Когда они съели уже довольно много, Юстас сказал королю Питеру:
— Ты не расскажешь нам, как вы сюда попали? Ты собирался это сделать, когда появился король Тириан.
— Я не многое могу рассказать, — ответил Питер, — мы с Эдмундом стояли на платформе, и видели, как подходит ваш поезд. Помнится, я подумал, что он слишком быстро едет на повороте, и еще я подумал, как смешно, что наши, возможно, в том же поезде, а Люси об этом не знает…
— Ваши, Верховный Король? — спросил Тириан.
— Я имею в виду наших папу и маму — Эдмунда, Люси и моих.
— Как они оказались там? — спросила Джил. — Не хочешь ли ты сказать, что они знают о Нарнии?
— О, нет, они ничего не знают о Нарнии. Они ехали в Бристоль. Я слышал, что они собираются ехать утром. А Эдмунд сказал, что они обязательно поедут этим поездом. (Эдмунд был из тех людей, которые знают все о железных дорогах).
— И что случилось потом? — спросила Джил.
— Ну, это нелегко описать, — ответил Верховный Король, — да, Эдмунд?
— Не очень легко, — согласился Эдмунд. — Это было не похоже на те разы, когда нас вытаскивало из нашего мира с помощью Магии. Раздался ужасный рев, что-то ударило меня, но не ушибло. Я почувствовал, что это не так пугает, как… ну… волнует. И… еще одна странная вещь — у меня болело колено, ссадина, которую я получил, играя в регби, и я заметил, что колено внезапно прошло. Я почувствовал себя очень легко, и затем… мы очутились здесь.
— Нечто похожее произошло и с нами в вагоне, — сказал лорд Дигори, вытирая остатки плодов с золотой бороды. — А главное, что мы с тобой, Полли, перестали чувствовать себя одеревеневшими стариками. Вы, юнцы, этого не понимаете, но мы перестали чувствовать себя старыми.
— Юнцы! В самом деле! — возразила Джил, — Я не верю, что здесь вы оба намного старше нас.
— Мы не возражаем, — заметила леди Полли.
— А что случилось с тех пор, как вы попали сюда? — спросил Юстас.
— Ну, — сказал Питер, — долгое время (я действительно уверен, что это было долгое время) ничего не случалось. Затем дверь открылась…
— Дверь? — удивился Тириан.
— Да, — сказал Питер, — дверь, через которую ты вошел… или вышел. Разве ты забыл?
— Но где она?
— Посмотри, — ответил Питер.
Тириан оглянулся и увидел самую странную вещь, из всех, которые вы можете себе вообразить. В нескольких ярдах от них, хорошо видная в солнечном свете, стояла грубая деревянная дверь, в деревянной же раме. И ничего больше: ни стен, ни крыши. Тириан подошел к ней, сбитый с толку, остальные последовали за ним — посмотреть, что он будет делать. Он обошел дверь кругом, но с той стороны она выглядела точно также. Тут тоже были солнце и трава. Дверь просто стояла, словно она росла здесь, как дерево.
— Благородный сэр, — обратился Тириан к Верховному Королю, — это величайшее чудо.
— Это та самая дверь, через которую ты появился с тархистанцем минут пять назад, — сказал Питер, смеясь.
— Но разве я не попал в Хлев из леса? Похоже, дверь ведет из ниоткуда в никуда.
— Так кажется, если обходишь вокруг, — возразил Питер, — но приложи глаз к щели между двумя планками и посмотри сквозь нее.
Тириан приложил глаз к отверстию. Сначала он не видел ничего, кроме темноты, но затем его глаза привыкли, и он разглядел перед собой слабый красноватый отблеск костра и звезды на черном небе. Он увидел темные фигуры, они стояли или передвигались между ним и огнем. Он слышал, о чем там говорят, и голоса были похожи на тархистанские. И он понял, что смотрит через дверь Хлева в темноту равнины Фонарного столба, где сражался в своей последней битве. Солдаты обсуждали, надо ли идти искать тархана Ришду (никто не хотел этого делать), или лучше поджечь Хлев. Он снова посмотрел вокруг и с трудом поверил своим глазам. Над ним было голубое небо и во все стороны, без конца и края, расстилалась покрытая травой земля, а его новые друзья стояли рядом и смеялись.
— Похоже на то, — сказал Тириан, рассмеявшись сам, что этот Хлев, изнутри, и тот Хлев, что снаружи — два совершенно различных места.
— Да, — подтвердил лорд Дигори, — его содержимое больше его оболочки.
— Да, — подхватила королева Люси, — в нашем мире тоже был однажды такой Хлев, где внутри было нечто большее, чем весь наш мир.
Она впервые заговорила, и по трепету в ее голосе Тириан понял почему. Она воспринимала все гораздо глубже и была слишком счастлива, чтобы говорить. Ему захотелось снова услышать ее голос, и он попросил:
— Будьте так любезны, леди, продолжайте, расскажите о ваших приключениях.
— После шока и шума, — начала Люси, — мы обнаружили, что попали сюда. Мы тоже пришли в изумление от этой Двери. Потом она открылась в первый раз (мы увидели темноту) и вошел огромный человек с обнаженной саблей, судя по всему — тархистанец. Он встал за дверью с саблей, поднятой на плечо, готовый обрушить ее на того, кто войдет. Мы подошли к нему и заговорили, но он нас не видел и не слышал. Он не глядел на небо, на солнечный свет, на траву — я думаю, что видеть все это он не мог. Так мы ждали довольно долго. Потом услышали, как с той стороны отодвигают засов. Но солдат не изготовился ударить саблей вошедшего, он сначала хотел рассмотреть, кто это. Мы поняли, что ему было приказано рубить одних и пропускать других. Когда дверь открылась, здесь, с этой стороны двери, внезапно появилась Таш. Никто не заметил, откуда она взялась. А в дверь вошел большой кот. Он лишь раз взглянул на Таш и убежал, спасая свою жизнь. И вовремя, ибо Таш бросилась за ним, а дверь, закрываясь, стукнула ее по клюву. Солдат видел Таш. Он повернулся, и с побледневшим лицом низко склонился перед чудовищем, но оно исчезло. Снова долгое время ничего не происходило. Наконец, дверь открылась в третий раз, и вошел молодой тархистанец. Мне он понравился. Часовой у двери был изумлен, увидев его, и я подумала, что он ожидал кого-то совершенно другого…
— Я все понял, — вмешался Юстас (у него была привычка перебивать рассказчика), — кот должен был войти первым, и часовой получил приказ не трогать его. Затем кот вышел бы и сказал, что видел их ужасного Ташлана, изображал бы испуг, чтобы напугать остальных зверей. Но Хитр не мог догадаться, что в Хлеву — настоящая Таш. Поэтому Рыжий выскочил действительно испуганным. А потом Хитр послал бы того, от кого он хотел избавиться. И часовой убил бы его. И…
— Друг, — сказал Тириан мягко, — ты мешаешь леди рассказывать.
— Часовой, — продолжала Люси, — был удивлен. Это дало вошедшему время, чтобы приготовиться к обороне. Они сражались друг с другом, и он убил часового, и выкинул его тело за дверь. Потом медленно пошел вперед, туда, где были мы. Он видел нас, и все остальное. Мы попытались заговорить с ним, но он был как в трансе, все время повторяя: “Таш! Таш! Где Таш? Я иду к Таш”. Поэтому мы дали ему пройти, и он пошел дальше. Он мне понравился. А после этого… уф! — Люси переменилась в лице.
— После этого, — произнес Эдмунд, — кто-то кинул через дверь обезьяну, и Таш появилась снова. Моя сестра так мягкосердечна, что не сможет рассказать, как Таш покончила с обезьяной одним ударом клюва.
— Поделом ему, — заметил Юстас, — Обезьян не поладил и с Таш.
— Потом, — продолжал Эдмунд, — сюда попал Юстас, потом несколько гномов, за ними Джил, и наконец, вы сами.
— Я надеюсь, что Таш съела и гномов, — проворчал Юстас. — Маленькие свиньи…
— Нет, этого она не сделала, — ответила Люси, — все было не так ужасно. Они здесь. Их видно отсюда. Я пыталась подружиться с ними, но это бесполезно.
— Подружиться с ними! — закричал Юстас. — Разве ты не знаешь, как эти гномы вели себя!
— Остановись, Юстас, — сказала Люси, — пойдем и ты посмотришь на них. Король Тириан, возможно, вы сможете что-то сделать.
— Не могу сказать, что сегодня я очень люблю гномов, — отозвался Тириан, — но по вашей просьбе, леди, я сделаю все.
Люси повела их, и вскоре они увидели гномов. Это было странное зрелище. Гномы не прогуливались, не радовались и не отдыхали (хотя связывающие их веревки исчезли), они сидели маленьким тесным кружком, лицом друг к другу, не глядели по сторонам и не замечали никого, пока Люси и Тириан не подошли так близко, что смогли прикоснуться к ним. Гномы разом подняли головы, как будто ничего не видя, а только прислушиваясь и пытаясь по звукам угадать, что происходит.
— Осторожней! — угрюмо сказал один, — соображайте, куда идете, вы сейчас наступите нам на головы!
— Вот еще, — возмутился Юстас. — Мы не слепые, у нас есть глаза.
— У тебя, должно быть, прекрасное зрение, если ты можешь здесь хоть что-нибудь разглядеть, — буркнул тот же гном (звали его Диггл).
— Здесь? — спросил Эдмунд.
— Какой ты тупица, конечно здесь, — ответил Диггл, — в этой черной как смоль, вонючей маленькой дыре.
— Вы ослепли? — спросил Тириан.
— А разве ты не слепнешь в темноте? — отозвался Диггл.
— Но ведь здесь светло, глупые гномы, — воскликнула Люси. — Разве вы не видите? Посмотрите! Посмотрите вокруг! Разве вы не видите неба, деревьев, цветов, разве вы не видите меня!
— Как, во имя всех Обманщиков, я увижу то, чего нет, и как я могу видеть тебя лучше, чем ты меня, в такой темнотище?
— Но я вижу тебя, — возразила Люси. — И могу это доказать. У тебя во рту трубка.
— Так может сказать каждый, кому знаком запах табака, — отозвался Диггл.
— О, бедняги! Это ужасно, — огорчилась Люси. И тут у нее возникла мысль. Она сорвала дикую фиалку: “Послушай, гном, если у тебя что-то не то с глазами, то с носом, наверно, все в порядке. Понюхай это”. Она наклонилась и поднесла свежий влажный цветок к безобразному носу Диггла. Но ей пришлось быстро отскочить назад, чтобы избежать удара маленького тяжелого кулака.
— Как ты смеешь? — закричал он. — Зачем ты суешь этот мерзкий помет прямо мне в лицо? Тут еще и чертополох. Что за нахальство! Кто ты?
— Подземный житель, — сказал Тириан, — она — королева Люси, посланная сюда Асланом в глубоком прошлом. И только ради нее, я, Тириан, ваш законный король, не снесу вам головы немедля, ведь вы предали дважды.
— Ну, это уж слишком! — воскликнул Диггл. — Как ты можешь нести такой вздор? Разве твой чудесный лев пришел на помощь? И теперь — даже теперь — когда вы разбиты и брошены в эту темную дыру, вы продолжаете старую игру. Придумали бы новую ложь! Пытаетесь заставить нас поверить, что никто не заперт в темноте, и еще неизвестно во что.
— Это не темная дыра, пойми, глупец, — закричал Тириан. — Выходи отсюда, — он подался вперед, схватил Диггла за ремень и колпак и вытащил из тесного кружка гномов. Как только Тириан поставил его на землю, Диггл метнулся назад на свое место, потер нос и завыл:
— О-о-о, что ты сделал! Стукнул меня лицом о стену! Ты расшиб мне нос.
— Боже мой! — сказала Люси. — Что мы можем сделать для них?
— Оставим их, — предложил Юстас.
В этот миг земля задрожала, сладкий воздух внезапно стал еще слаще, что-то яркое вспыхнуло позади. Все повернулись. Тириан обернулся последним, потому что боялся. Мечта его сердца — огромный, настоящий, золотой Лев, сам Аслан был там. Все стояли на коленях вокруг его передних лап, спрятав руки и лица в гриве, а он поворачивал голову, касаясь их языком. Затем он устремил взгляд на Тириана, и тот, дрожа, подошел, стремительно обнял лапы Льва, а Лев поцеловал его и сказал: “Отлично, последний король Нарнии, твердо стоявший в последний час”.
— Аслан, — попросила Люси сквозь слезы, — можешь ли ты… сделаешь ли ты что-нибудь для этих бедных гномов?
— Дорогая, — ответил Аслан, — я покажу тебе, что я могу сделать, и чего не могу. Он подошел к гномам поближе и издал низкое рычание, сотрясшее воздух. Гномы заговорили друг с другом: “Слышишь? Это та шайка на другом конце Хлева. Пытаются испугать нас. Они делают это специальной машиной, не будем обращать внимания. Не дадим снова обмануть нас”.
Аслан поднял голову и потряс гривой. Внезапно на коленях у гномов оказались роскошные яства: пироги, языки, голуби, трюфели, мороженое, а в правой руке у каждого бокал с отличным вином. И все было бесполезно. Они начали жадно есть и пить, но было ясно — они не понимают, что у них в руках. Им казалось, будто они едят то, что можно найти в Хлеву. Один говорил, что пытается есть солому, другой — что нашел кусок старой репы, а третий — что ест сырой капустный лист. Потом они подняли к губам золотые бокалы с красным вином и сказали: “Нравится ли вам пить грязную воду из того же корыта, что и осел? Никогда не думали, что дойдем до такого”. Вскоре каждому стало казаться, что другой нашел что-то более вкусное; они начали драться и отнимать друг у друга куски и ссорились до тех пор, пока не завязалась настоящая драка, и вся изысканная еда была размазана по их лицам и одежде и растоптана под ногами. Наконец они сели, чтобы привести в порядок кровоточащие носы, и сказали:
— Во всяком случае, здесь нет Обманщика. Мы никому не позволим обманывать нас. Гномы для гномов.
— Вот видите, — промолвил Аслан, — они не позволяют нам помочь им. Они выбрали хитрость вместо веры. Их тюрьма внутри них, и потому они в тюрьме. Они так боятся быть обманутыми, что не могут выйти из нее. Пойдемте, дети. У меня есть еще одно дело.
Он подошел к двери, и все последовали за ним. Он поднял голову и прорычал: “Пришло время!”, и затем громче: “Время!”, и затем так громко, что голос его дошел до звезд: “ВРЕМЯ”. И Дверь открылась.
НОЧЬ ПАДАЕТ НА НАРНИЮ
Они стояли позади Аслана, чуть справа, и смотрели в открытый дверной проем. Костер погас, все погрузилось во тьму. Понять, что перед вами лес, было невозможно, если бы не было видно, где кончаются темные контуры деревьев и начинаются звезды. Когда Аслан зарычал снова, они увидели слева черную тень, закрывшую звезды. Она поднималась все выше и выше, и приняла обличье человека, величайшего из всех великанов. Все знали Нарнию достаточно хорошо, и понимали, что он стоит на покрытом вереском северном плоскогорье, за рекой Шрибл. Тогда Джил и Юстас вспомнили, как однажды, много лет назад, в глубокой пещере на северной равнине они видели огромного спящего великана, и им сказали, что его зовут Отец Время, и проснется он в тот день, когда мир кончится.
— Да, — сказал Аслан, хотя никто не задал вопроса, — пока он лежал спящим, имя ему было — Время, теперь, проснувшись, он получит новое имя.
Огромный великан поднес ко рту рог, они увидели это по тому, как изменилась черная тень, закрывающая звезды. Мгновением позже — потому что скорость звука меньше скорости света — они услышали звук рога, высокий и ужасный, но прекрасный странной мертвенной красотой.
И небо медленно стало наполняться, падающими звездами. Даже одна падающая звезда — прекрасное зрелище, а тут были десятки, потом сотни, как будто пошел серебряный дождь, и дождь этот продолжался и продолжался. Спустя какое-то время они заметили на небе еще одну черную тень. Она была в другом месте, справа, на самой крыше неба, если можно так сказать. “Наверное, облако”, — подумал Эдмунд. По крайней мере, там не было звезд, только темнота. А звездный ливень вокруг продолжался. Беззвездное пятно начало расти, распространяться все шире и шире по небу. И уже четверть неба была черной; а затем — половина, и, наконец, падающие звезды остались только на узкой полоске около горизонта.
С дрожью удивления (и даже ужаса) они внезапно поняли, что случилось. Эта расползающаяся темнота была не облако, а просто пустота. Все звезды упали. Аслан позвал их домой. Последние мгновения звездного дождя взволновали всех. Звезды начали падать вокруг них. Но звезды в этом мире не огромные пылающие шары, как в нашем; они — люди. (Эдмунд и Люси уже встречали некоторых из них). Теперь они увидели ливень сверкающих людей. У них были длинные волосы, сияющие, как расплавленное серебро, а в руках — пики из раскаленного металла. Они летели сквозь черный воздух быстрее, чем падающие камни. Когда они приземлялись и поджигали вокруг себя траву, слышался шипящий звук. Звезды скользнули мимо них и остановились позади, немного правее.
Это было очень удобно, ведь когда на небе нет больше звезд, все погружается во тьму, и ничего не видно. Толпа звезд позади них распространяла ослепительный свет. В нем нарнийские леса были видны на многие мили вперед, как в свете прожектора. Каждый куст и былинка отбрасывали черные тени. Казалось, что о край любого листа можно обрезаться — такими острыми они выглядели.
На траве перед ними лежали их собственные тени. Самой величественной была тень Аслана, она простиралась налево от них, громадная и ужасная. И все это было под небом, которое стало беззвездным навеки.
Свет, идущий сзади, был настолько силен, что освещал все склоны северных равнин. Там что-то двигалось. Огромные звери ползли в Нарнию: большущие драконы, гигантские ящеры и птицы с крыльями без оперения, как у летучих мышей. Когда они показались в лесах, несколько минут царило молчание. Затем послышались — сначала издалека — вой, шуршание со всех сторон, топот и шелест крыльев; они становились все ближе и ближе. Вскоре уже можно было отличить галоп маленьких ног от мягкой походки больших лап и легкое “цок-цок” маленьких копыт от громоподобного цоканья больших. Потом стали видны тысячи пар светящихся глаз. И, наконец, в тени деревьев показались бегущие изо всех сил, сбившиеся в кучу, тысячи и миллионы разных созданий: говорящие звери, гномы, сатиры, фавны, великаны, тархистанцы, жители Орландии, Одиноких Островов и странные подземные создания, живущие на отдаленных островах и неизвестных западных землях. Все они бежали к Двери, где стоял Аслан.
И именно эта часть событий показалась им более всего похожей на сон, и вспомнить ее потом было труднее всего. Никто не мог сказать, сколько все это, продолжалось. Иногда им казалось, что прошло несколько минут, а иногда — что это длилось годы. Очевидно, либо Дверь стала значительно больше, либо все создания — гораздо меньше, размером с насекомых, иначе как такая толпа смогла бы пройти в нее? Но в тот момент об этом никто не думал.
По мере того, как толпа приближалась к стоящим звездам, глаза созданий становились все ярче и ярче. Когда они подходили к Аслану, с каждым из них что-то случалось. Все глядели ему прямо в лицо; я не думаю, что у них был выбор — глядеть или нет. И когда они так смотрели, выражение их лиц ужасным образом менялось — появлялись страх и ненависть. На лицах говорящих зверей страх и ненависть удерживались долю секунды, и было видно, как они внезапно переставали быть говорящими и становились обычными животными. Все эти создания сворачивали направо — от него налево, и оказывались в его огромной черной тени, которая (как вы помните) лежала влево от дверного проема. Дети их никогда больше не видели и я не знаю, что с ними стало. Но другие смотрели в лицо Аслана с любовью, хотя кое-кто и был испуган. Эти проходили в Дверь справа от Аслана. Среди них были странные экземпляры. Юстас даже узнал одного из гномов, тех, что стреляли в лошадей, но у него не было времени удивляться (кроме того, это было не его дело), потому что все вытеснила огромная радость: среди счастливых созданий, которые проходили толпой мимо Тириана и его друзей, были те, кого они считали мертвыми — кентавр Рунвит и единорог Алмаз, добрый Кабан и добрый Медведь, и орел Остроглаз, и Псы, и Кони, и гном Поджин.
— Дальше и выше! — закричал Рунвит и галопом поскакал на запад. Они не поняли, но слова эти почему-то отозвались в них. Кабан радостно хрюкнул. Медведь собирался проворчать, что не понимает, когда увидел фруктовые деревья. Он быстро побежал к ним, и здесь, без сомнения, нашел то, в чем хорошо разбирался. Псы, приветственно подняв хвосты, остались, остался и Поджин, который пожал всем руки и ухмыльнулся во весь рот. Алмаз склонил белоснежную голову на плечо короля, и король зашептал ему что-то на ухо. Тут все снова обратили внимание на то, что творилось в дверном проеме.
Драконы и гигантские ящеры были теперь в самой Нарнии. Они шли, рвали деревья когтями, грызли их, как будто это были стебли ревеня. Через несколько минут все деревья были уничтожены. Страна стала голой, и был виден весь ее рельеф, все бугорки и впадины, незаметные раньше. Трава умерла. Тириан обнаружил, что смотрит на мир из земли и голого камня. Трудно было поверить, что здесь было что-то живое. Сами чудовища состарились, упали и умерли, их плоть сморщилась и показались кости, и вскоре только огромные скелеты лежали тут и там на мертвых камнях. Они выглядели так, как будто умерли тысячи лет тому назад. Долгое время все оставалось без перемен.
Наконец что-то белое — длинная, узкая полоса, сверкающая в свете звезд — двинулось на них с восточного конца мира. Стремительно нарастающий шум прервал молчание: сначала журчание, потом грохот и рев. Теперь они увидели, что это, и как быстро оно приближается: это была пенящаяся стена воды. Море поднялось. В безлесном мире оно было видно очень отчетливо. Реки становились шире, озера увеличивались, сливались в одно, долины превращались в озера, а холмы стали островами; затем и эти острова исчезли. Высокие плоскогорья справа и слева и еще более высокие горы справа раскололись и рухнули с ревом и всплеском во вздыбившиеся волны. Вода закружилась в водовороте у дверного проема (но не пошла в него), а пена плескалась у передних лап Аслана. Все было покрыто водой — от места, где они стояли, до места, где вода встречалась с небом.
Оттуда начал пробиваться свет. Полоска бедственной и мрачной зари показалась над горизонтом, она ширилась и становилась все ярче; они уже с трудом различали свет звезд, стоявших за ними. Наконец взошло солнце и, когда оно взошло, лорд Дигори и леди Полли поглядели друг на друга и кивнули. Однажды, в другом мире, они видели умирающее солнце, и сразу поняли, что и это солнце умрет. Оно было в три раза — в двадцать раз — больше, чем обыкновенно, и темно-красного цвета. Его лучи упали на великана Время и окрасили его багровым цветом. И, отражая солнце, вся долина, все пространство безбрежной воды выглядело, как кровь.
Потом взошла луна, она располагалась совершенно не правильно — очень близко к солнцу — и тоже была красной. В ее свете солнце начало выстреливать огромные протуберанцы, выглядевшие как усы или змеи из малинового пламени, тянущиеся по направлению к луне. Это выглядело так, как будто солнце было осьминогом, пытающимся щупальцами подтащить к себе луну. И, возможно, оно тащило ее. Во всяком случае, луна приближалась к нему, сначала медленно, а потом быстрее и быстрее, пока длинные языки пламени не обвились вокруг нее; и они слились вместе и стали одним громадным шаром, похожим на горящий уголь. Гигантские глыбы огня падали в море, поднимая облака пара.
Затем Аслан сказал: “Пусть наступит конец”.
Великан бросил свой рог в море, вытянул руку — она выглядела черной и казалась длиной в тысячу миль — вдоль неба, и достал до солнца. Он взял солнце и сжал его в руке, как вы можете сжать апельсин. И внезапно наступила полная тьма. Все кроме Аслана отскочили назад от ледяного воздуха, который задул через Дверь. Деревянная рама покрылась сосульками.
— Питер, Верховный Король Нарнии, — сказал Аслан, — закройте дверь. Питер, дрожа от холода, двинулся в темноту и закрыл Дверь, сбив при этом сосульки. Потом довольно неловко (руки его посинели и окоченели) вытащил золотой ключ и запер ее. Они видели много странного через дверной проем, но самыми странными были теплый дневной свет и голубое небо над головой, цветы под ногами и улыбка в глазах Аслана. Он крутанулся, припал к земле, хлестнул себя хвостом и помчался, как золотая стрела.
— Идите выше! Идите дальше! — крикнул он через плечо. Кто же мог за ним угнаться? Они двинулись на запад.
— Так,— сказал Питер, — ночь упала в Нарнию. Ну, Люси! Не плачь! Аслан впереди, Аслан с нами, и мы все вместе.
— Не останавливай меня, Питер, — ответила Люси, — я уверена, что Аслан не останавливал бы. Я думаю, Нарния стоит того, чтобы ее оплакивать. Подумай обо всем, что лежит мертвым и замерзшим за Дверью.
— А я надеялась, — сказала Джил, — что это может продолжаться вечно. Я знала, что наш мир не может, но думала, что Нарния может.
— Я видел ее начало, — проговорил лорд Дигори, — но не думал, что увижу, как она умрет.
— Сэры, — сказал Тириан, — дамам пристойно плакать. Смотрите, я делаю то же самое. Я видел смерть своей матери. Какой мир, кроме Нарнии, я еще знаю? Будет недостойно и бессердечно не оплакать Нарнию.
И они ушли от Двери и от гномов, которые сидели, сгрудившись вместе, в воображаемом хлеву. Они говорили о старых войнах и прежнем мире, о древних королях и всей истории Нарнии.
Псы были вместе с ними. Они присоединялись к беседе, но не слишком часто, потому что были очень заняты, бегая взад и вперед и нюхая что-то в траве до тех пор, пока не начали чихать. Внезапно они обнаружили запах, который их взволновал и начали обсуждать его: “Да, это… Но это не… Это то, что я сказал — каждый может учуять, что это…” “ Уберите отсюда ваши носы и дайте кому-нибудь еще понюхать”.
— Что такое, двоюродные братья? — спросил Питер.
— Тархистанец, сир, — ответили одновременно несколько голосов.
— Ведите нас к нему, — сказал Питер, — как бы он ни встретил нас, добром или злом, он будет принят радушно.
Псы ринулись вперед, и тут же вернулись назад, торопясь так, как будто от этого зависела их жизнь. Они громко лаяли, говоря, что это действительно тархистанец. (Говорящие Псы, как и обычные, ведут себя так, будто думают, что их дела самые важные). Все направились туда, куда вели Псы, и увидели юного тархистанца, сидевшего под каштаном у чистого потока. Это был Эмет. Он поднялся и храбро поклонился.
— Сэр, — обратился он к Питеру, — я не знаю, друзья вы или враги, но высокая честь — иметь вас друзьями или врагами. Разве не сказал один поэт, что благородный друг — это лучший дар, а благородный враг — еще лучший?
— Сэр, — ответил Питер, — я не знаю, есть ли нужда нам враждовать?
— Расскажите нам, кто вы и что с вами случилось, — попросила Джил.
— Если мы собираемся рассказывать истории, давайте утолим жажду и сядем, — пролаяли Псы. — Мы совсем запыхались.
— Ну, конечно, запыхаешься, если будешь так неистовствовать по поводу любого дела, которое делаешь, — сказал Юстас.
Люди расселись на траве, и Псы, когда они кончили шумно пить из потока, тоже уселись слушать историю, прямые как стрелы, с высунутыми языками, тяжело дыша. Алмаз остался стоять, полируя рог о шкуру.
ВЫШЕ И ДАЛЬШЕ
— Знайте, воинственные короли, — начал Эмет, — и вы, леди, чья красота украшает вселенную, я — Эмет, седьмой сын тархана Харфы из города Ташбаана, что к западу от пустыни. Я пришел в Нарнию с девятью и двадцатью другими воинами под командой тархана Ришды. Когда я впервые услышал, что мы должны идти войной на Нарнию, я обрадовался, ибо слышал многое об этой стране и мечтал встретиться с вами в битве. Но когда я узнал, что мы пойдем под видом купцов, а купеческая одежда позорна для воина и сына тархана, и будем действовать с помощью лжи и предательства, тогда радость оставила меня. И потом, когда я узнал, что мы должны явиться к обезьяне, и когда она начала говорить, что Таш и Аслан — это одно и то же, тогда мир потемнел в моих глазах, ибо с юношеских лет я служил Таш, и главным моим желанием было узнать о ней побольше, и, если возможно, взглянуть ей в лицо. Но имя Аслана было ненавистно мне.
И, как вы видели, ночь за ночью нас собирали к крытой соломой хижине, и горел костер, и Обезьян выводил из нее кого-то на четырех ногах, кого я не мог хорошо рассмотреть. И люди и звери поклонялись ему и чествовали его. Я думал, что тархан был обманут Обезьяном, ибо тот, кто вы ходил из хлева не был ни Таш, ни каким-либо другим богом. Но когда я взглянул в лицо тархана и стал замечать каждое слово, которое он говорил обезьяне, я стал думать иначе, ибо увидел, что тархан сам не верит в это. А потом я понял, что он не верит в Таш, ибо если бы он верил, как бы он осмелился насмехаться над ней?
И когда я понял это, великий гнев обуял меня, и я удивился тому, что настоящая Таш еще не поразила огнем с неба ни обезьяну, ни тархана. Тем не менее я сдержал свой гнев, придержал язык и ждал, чтобы увидеть, чем это кончится. Но в последнюю ночь, в ту самую, о которой вы знаете, обезьяна не вывела это желтое существо, но сказала, что все, кто хочет посмотреть на Ташлана (так они смешали два слова, чтобы сказать, что это одно и то же), могут войти один за другим в хижину. И я сказал себе: “Без сомненья, это тоже обман”. Но когда кот вошел, а потом выскочил, сумасшедший от ужаса, тогда я сказал себе: “Уверен — там настоящая Таш, которую они призвали, не зная ее и не веря в нее. Она пришла и мстит за себя”. И хотя мое сердце обратилось в воду, потому что Таш — велика и ужасна, желание было сильнее страха, и я усилием воли заставил колени не дрожать, а зубы не стучать, и решил взглянуть в лицо Таш, хотя бы она и убила меня. И я сказал, что войду в хижину, и тархан, хоть и против своей воли, позволил мне войти.
Как только я вошел в дверь, я удивился, ибо обнаружил яркий солнечный свет (как и сейчас), хотя снаружи казалось, что внутри должно быть очень темно. Но у меня не было времени удивляться, ибо я немедленно столкнулся лицом к лицу с одним из наших воинов и вынужден был обороняться. Как только я увидел его, я понял, что обезьяна и тархан поставили его здесь, чтобы убивать каждого, кто войдет, не зная их секрета. Так что этот человек тоже был лжецом, насмешником и неправедным слугою Таш. Я пожелал сразиться с ним, и я убил этого негодяя, и выкинул его тело за дверь. Затем я взглянул вокруг и увидел небо и земной простор, и почувствовал сладкий запах. И я сказал: “Клянусь богами, это чудное место, быть может, я вошел в страну Таш”. И я начал бродить по этой странной земле и искать Таш.
Я шел мимо трав и цветов, среди благородных и усладительных деревьев, и вот, в узком месте, между двумя камнями, встретился мне Великий Лев. Скорость Его была как у гепарда, а размеры — как у слона, шерсть — как чистое золото, а глаза сияли, как золото, которое льется в горне, и был Он ужасней, чем пламенеющая гора Лагора, и красота Его превосходила все в этом мире настолько, насколько роза в цвету превосходит пыль пустыни. Я упал к Его ногам и подумал: “Уверен, что настал мой смертный час, ибо достойный всякого поклонения Лев знает, что я все дни моей жизни служил Таш, а не Ему. Но лучше увидеть Льва и умереть, чем быть Тисроком в этом мире, и жить, и не видеть Его”. Но Славнейший наклонил свою золотистую голову, коснулся моего лба языком и сказал: “Добро пожаловать, сын”. Я произнес: “Увы, Господин, я не сын Твой, я слуга Таш”. Но Он ответил: “Дитя, все, что ты отдавал Таш, ты отдавал Мне”. А потом, ибо я страстно желал мудрости и понимания, я пересилил свой страх и спросил Славнейшего: “Господин, разве правду сказал Обезьян, что Таш и Ты — это одно и то же?” И Лев зарычал в ответ так, что земля сотряслась (но гнев Его был не против меня), и сказал: “Это ложь. Не потому, что она и Я это одно, но потому, что мы — противоположное. Я беру себе то, что ты отдавал ей, ибо Я и она настолько различны, что служение Мне не может быть отвратительным, а служение ей — отвратительно всегда. Если кто-то клянется именем Таш и сдержит клятву правды ради, это Мною он клялся, того не зная, и Я отвечу ему. Если же кто совершит жестокость именем Моим, и скажет “Аслан”, он служит Таш, и Таш примет его дело. Ты понял, дитя?” И я сказал: “Господин, Ты знаешь, что я понял”. И еще я сказал (ибо не мог лгать): “Я искал Таш все мои дни”. “Возлюбленный, — сказал Славнейший, если бы твое желание было не ко Мне, ты не искал бы так долго и так искренне, ибо искренне ищущий — всегда находит”.
Затем Он дохнул на меня, и трепет ушел из моих колен, и я смог встать на ноги. После этого Он сказал только, что мы встретимся снова, и что я должен идти все выше и дальше. И он повернулся в золотом шквале и внезапно исчез.
И с тех пор, о короли и дамы, я брожу, чтобы найти Его, и мое счастье так велико, что ослабляет меня как рана, и это чудо из чудес, что Он назвал меня “возлюбленный”, меня, который всего лишь пес…
— Э, что это? — встрепенулся один из Псов.
— Сэр, — ответил Эмет, — это не более, чем оборот речи, который мы употребляем в Тархистане.
— Не могу сказать, что он мне сильно нравится, — сказал Пес.
— Он это не в обиду, — возразил другой Пес, постарше. Мы же называем наших щенков “мальчишки”, когда они ведут себя неподобающе.
— Да, так мы и делаем, — согласился первый Пес, — или “девчонки”.
— Ш-ш-ш, — одернул его старший, — нехорошо так говорить. Помни, где находишься.
— Смотрите! — внезапно сказала Джил. Кто-то довольно робко приближался к ним. Это было грациозное серебристо серое создание на четырех ногах. И они глядели на него целых десять секунд, пока одновременно не воскликнули: “О, это старый Лопух”. Они ни разу не видели его при дневном свете и без львиной шкуры. Теперь он стал самим собой: прелестный ослик, с мягкой серой шерсткой, с такой вежливой и честной мордой, что если бы вы увидели его, то поступили бы как Джил и Люси — бросились к нему, обняли за шею, поцеловали в нос и погладили за ушами.
Они стали расспрашивать, где он был, и он сказал, что прошел в Дверь со всеми остальными созданиями, но по правде говоря, старался держаться подальше от них и от Аслана, ибо взгляд настоящего Льва заставил его так устыдиться всей этой чепухи с переодеванием в львиную шкуру, что он не знал, как посмотреть кому-нибудь в лицо. Но когда он увидел, что все его друзья направились на запад, и набил полный рот травы (“Я никогда не пробовал такой вкусной”), то осмелел и пошел за ними. “Что же я буду делать, когда действительно встречу Аслана? Право не знаю”, — добавил ослик.
— Думаю, что все будет в порядке, когда вы, наконец, встретитесь, — сказала королева Люси. Потом все снова пошли на запад — туда, куда указал Аслан, крикнув: “Выше и дальше!” Много других созданий шло в том же направлении, но травянистая равнина была широка, и они не теснились. Было еще рано, в воздухе разливалась утренняя свежесть. Они останавливались, оглядывались и смотрели назад, отчасти потому, что вокруг было так прекрасно, отчасти потому, что не могли чего-то понять.
— Питер, — сказала Люси, — где это, как ты думаешь?
— Я не знаю, — ответил Верховный Король, — это тревожит меня и напоминает о чем-то, чего я не могу вспомнить. Быть может, это из детства, когда мы были где-то на празднике?
— Это, наверно, был очень веселый и добрый праздник, — заметил Юстас. — Спорю, что такой страны нет в нашем мире. Посмотрите на краски! Такого голубого цвета, как у этих гор, в нашем мире не бывает.
