— Матахоруа с этим наверняка справится, — заявила Гвин, когда Хелен рассказала ей о страхах Дороти. — Ах, хотела бы я быть на твоем месте! Знаю, сейчас ты чувствуешь себя несчастной, но ты бы видела, как обстоят дела у нас! Мистер Джеральд каждый день изводит меня намеками, и не только он. Даже женщины в Холдоне смотрят на меня так… пристально, словно я кобыла на выставке. И Лукас, кажется, тоже на меня злится. Если бы только знать, что я делаю не так! — Гвинейра вертела в руках свою чашку и чуть ли не плакала.
Хелен наморщила лоб.
— Гвинейра, женщина не может делать что-то не так! Ты же не прогоняешь его? Ты же подпускаешь его к себе?
Гвин округлила глаза.
— О чем ты говоришь! Я знаю, что надо спокойно лежать. На спине. Я дружелюбна, обнимаю его… и все такое… что мне еще надо делать?
— Это уже больше того, что делала я, — заметила Хелен. — Может, тебе просто требуется больше времени. Все-таки ты намного моложе меня.
— Наоборот, тем быстрее я должна была бы забеременеть, — вздохнула Гвин. — По крайней мере, так говорила моя мать. А может, дело все-таки в Лукасе? Что, собственно говоря, значит слово «импотент»?
— Гвин, как ты только можешь! — Хелен ужаснулась от того, что ей пришлось услышать такое слово из уст подруги. — Такое нельзя говорить!
— Мужчины говорят это, обсуждая Лукаса. Конечно, только в том случае, когда он их не слышит. Если бы я только знала, что это значит…
— Гвинейра! — Хелен встала, чтобы снять с плиты чайник. Но потом внезапно вскрикнула и, согнувшись, схватилась за живот. — О нет!
У ног Хелен образовалась лужа.
— Миссис Кендлер говорила, что именно так все и начинается! — выдавила она. — Но сейчас только одиннадцать часов утра. Как стыдно… ты можешь вытереть это, Гвин?
Хелен вцепилась руками в спинку стула.
— Это околоплодные воды! — сказала Гвин. — Не выдумывай, Хелен, это не стыдно. Я отведу тебя в постель, а потом отправлю Дороти за Матахоруа.
Хелен скорчилась.
— Мне больно, Гвин, ужасно больно!
— Скоро пройдет, — заверила Гвинейра, энергично взяла Хелен под руку и повела в спальню.
Там она раздела подругу, помогла ей надеть ночную рубашку, а не раз ее успокоила и побежала в конюшню, чтобы отправить Дороти к маори. Девушка расплакалась и пулей вылетела из конюшни. Гвинейра могла лишь надеяться, что она побежала в верном направлении. Затем Гвин подумала о том, что, возможно, было бы лучше, если бы она сама поехала в селение, однако отбросила эту мысль, вспомнив, что ее сестре понадобилось несколько часов, чтобы родить ребенка. Так что у Хелен это тоже не пройдет слишком быстро. И Гвин наверняка могла помочь ей больше, чем ревущая от страха Дороти.
Поэтому Гвинейра вернулась в дом, вытерла лужу в кухне, приготовила еще чаю и принесла его к постели Хелен, у которой уже начались схватки. Каждые пару минут она вскрикивала и корчилась. Гвинейра взяла подругу за руку и постаралась подбодрить ее. Так прошел час. Где же запропастились Дороти с Матахоруа?
Казалось, Хелен не замечала хода времени, а вот Гвин с каждой минутой нервничала все больше и больше. А вдруг Дороти действительно заблудилась? Только спустя два или три часа Гвин услышала какой-то шум за дверью. Гвинейра, нервы которой были на пределе, страшно испугалась. Однако это, конечно же, была Дороти. Она все еще плакала. Но с девушкой, вопреки всем ожиданиям, пришла не Матахоруа, а Ронго.
— Она не может прийти! — всхлипывала Дороти. — Пока что не может. Она…
— Рождаться еще одна ребенок, — спокойно объяснила Ронго. — И тяжело. Рано, мама болеть. Бабушка должна остаться. Она говорить, мисс Хелен сильный, ребенок здоровый. Должна помогать я.
— Ты? — спросила Гвин. На вид Ронго было не больше одиннадцати лет.
— Да. Я уже видеть и помогать kuia. В мой семья много дети! — гордо заявила Ронго.
И хотя, по мнению Гвинейры, маленькая маори не подходила на роль повитухи, у нее все же было больше опыта, чем у всех присутствующих тут женщин.
— Хорошо. Что нам теперь делать, Ронго? — осведомилась Гвин.
— Ничего, — ответила девочка. — Ждать. Много часы. Матахоруа говорит, когда все кончаться, она прийти.
— Да уж, это настоящая помощь, — вздохнула Гвинейра. — Ну хорошо, мы подождем.
Ничего другого ей не приходило в голову.
Ронго оказалась права. Роды длились не один час. Когда наступали схватки, Хелен кричала от боли; затем она снова успокаивалась и, казалось, даже на несколько минут засыпала. К вечеру схватки участились и стали еще болезненнее.
— Это нормально, — заметила Ронго. — Можно я сделать оладьи с сиропом?
Дороти была шокирована тем, что девочка могла в такой ситуации думать о еде, но Гвин эта идея показалась неплохой. Мало того, что она сама была голодна, ей хотелось уговорить Хелен съесть хотя бы кусочек.
— Помоги ей, Дороти! — приказала Гвинейра.
Хелен с отчаянием посмотрела на подругу.
— Что случится с ребенком, если я умру? — прошептала она.
Гвинейра вытерла ей пот со лба.
— Ты не умрешь. А ребенку сначала нужно родиться. Где же Говард? Тебе не кажется, что ему пора бы уже вернуться домой? Он мог бы съездить в Киворд-Стейшн и сообщить, что я вернусь позже. А то домашние начнут беспокоиться.
Хелен, несмотря на боль, еле удержалась от смеха.
— Скорее Рождество и Пасха наступят в один день, чем он поедет в Киворд-Стейшн. Может, Рети… или другой ребенок…
— Я не могу разрешить им поехать на Игрэн. А осел тоже не знает дороги, как и дети.
— Это мул… — поправила Хелен и застонала. — Не называй его ослом, ему это не нравится…
— Я знала, что ты его полюбишь. Слушай, Хелен, я сейчас подниму ночную рубашку и загляну под нее. Может, ребенок уже показался…
Хелен затрясла головой.
— Я бы почувствовала это. Но… но теперь…
Хелен скорчилась от очередной схватки. Она вспомнила о том, что миссис Кендлер что-то говорила о потугах, попробовала сделать то, что советовала женщина, и застонала от боли.
— Может быть… сейчас… — Но перед тем как Хелен успела договорить, наступила следующая схватка. Женщина согнула ноги в коленях.
— Лучше, если стать на колени, мисс Хелен, — посоветовала Ронго с набитым ртом. Она только что вошла с большой тарелкой оладий. — И ходить вокруг. Потому что ребенок нужно вниз, понятно?
Гвинейра помогла стонущей и сопротивляющейся Хелен встать с постели. Однако женщине удалось сделать всего пару шагов, перед тем как она скорчилась от очередной схватки. Гвин подняла ночную рубашку Хелен, пока та опускалась на колени, и увидела у нее между ног что-то темное.
— Выходит, Хелен, ребенок выходит! Что теперь делать, Ронго? Если он сейчас выйдет, то упадет на пол!
— Не выпадать так быстро, — заметила Ронго и запихнула в рот еще один оладушек. — М-м-м, вкусно. Мисс Хелен может сразу есть, когда ребенок здесь.
— Я хочу обратно в кровать! — простонала Хелен.
Гвинейра помогла ей, хотя и не считала это разумным. Все однозначно шло быстрее, пока Хелен стояла на ногах или коленях.
Но тут Гвинейре пришлось прервать свои раздумья. Хелен еще раз пронзительно закричала, и маленькая темная макушка, которую видела Гвин, превратилась в явившуюся на белый свет голову ребенка. Гвинейра вспомнила те многие роды ягнят, за которыми она тайно наблюдала. Овцематке обычно помогал пастух. Подобная помощь не помешала бы и здесь. Гвин решительно ухватилась за головку ребенка и потянула ее на себя, в то время как Хелен кричала и задыхалась от очередной схватки. Напрягшись, женщина вытолкнула головку ребенка, Гвинейра потянула сильнее, увидела плечи, а потом и всего ребенка, повернувшего к ней свое сморщенное личико.
— Теперь резать, — невозмутимо сказала Ронго. — Резать пуповина. Красивый ребенок, мисс Хелен. Мальчик!
— Маленький мальчик? — простонала Хелен и попыталась подняться. — В самом деле?
— Похоже на то… — сказала Гвин.
Ронго схватила нож, который она до того держала наготове, и перерезала пуповину.
— Теперь нужно дышать!
Ребенок не просто сделал вдох, а громко закричал.
Гвинейра просияла.
— Он выглядит здоровым!
— Конечно, здоровый… я сказать, что здоровый… — донеслось от двери.
Матахоруа, tohunga маори, вошла в комнату. Чтобы защитить себя от холода и влаги, она завернулась в одеяло и закрепила его поясом. Ее многочисленные татуировки были видны лучше, чем обычно, потому что старуха побледнела от холода, а может, и от усталости.
— Мне жаль, но другой ребенок…
— Другой ребенок тоже здоров? — устало спросила Хелен.
— Нет. Умереть. Но мама жить. Твоя красивый сын!
Теперь Матахоруа взяла руководство над всем, что происходило в комнате роженицы, на себя. Она вытерла малыша и приказала Дороти нагреть воду для купания. Пока же повитуха положила ребенка на руки Хелен.
— Мой маленький сын… — прошептала Хелен. — Какой же он маленький… я назову его Рубеном, в честь моего отца.
— А разве Говард не должен сказать свое слово по этому поводу? — спросила Гвинейра. В ее кругах было принято, чтобы отец выбирал имя ребенку, особенно если это был сын.
— И где же Говард? — с презрением спросила Хелен. — Он знал, что ребенок родится на днях. Но вместо того чтобы быть со мной, он сидит в кабаке и пропивает деньги, заработанные на продаже валухов. Он не имеет права давать имя моему сыну!
Матахоруа кивнула.
— Правильно. Твой сын.
Гвинейра, Ронго и Дороти выкупали младенца. Дороти, которая наконец-то прекратила плакать, все никак не могла насмотреться на ребенка.
— Он такой милый, миссис Гвин! Посмотрите, он уже смеется!
Гвинейра больше думала не о рожицах, которые строил ребенок, а о процессе его рождения. Если не считать того, что оно длилось дольше, все ничем не отличалось от рождения жеребят и ягнят, даже отход плаценты. Матахоруа посоветовала Хелен закопать ее в красивом месте и посадить там дерево.
— Whenua к whenua — земля, — сказала она.
Хелен пообещала последовать традиции, в то время как Гвинейра предавалась раздумьям.
Если рождение человека происходит подобно рождению животных, то так же, по всей видимости, обстояло дело и с зачатием. И хотя Гвинейра покраснела, когда представила себе этот процесс, она теперь точно знала, что не так с ее мужем…
В конце концов счастливая Хелен устроилась в застеленной свежим бельем кровати со спящим ребенком на руках. Он даже успел поесть — Матахоруа настояла на том, чтобы его приложили к груди, хотя Хелен ужасно стеснялась. Она бы предпочла вскармливать младенца коровьим молоком.
— Хорошо для ребенок. А молоко от корова хорошо для теленок, — категорически заявила Матахоруа.
Снова сравнение с животными! Гвин много чего поняла этой ночью. Тем временем Хелен пришла в себя и начала думать об остальных. Гвин была потрясающа. И что бы она делала без ее поддержки? А теперь у Хелен как раз появилась возможность отблагодарить подругу.
— Матахоруа, — обратилась она к tohunga. — Это моя подруга, о которой мы недавно говорили. Та, у которой… у которой…
— Который думать, она не рожать ребенок? — спросила Матахоруа и внимательно осмотрела Гвинейру, ее груди и нижнюю часть живота. Судя по всему, увиденное ей понравилось.
— Нет, нет, — наконец провозгласила она. — Красивый женщина. Полностью здоровый. Может иметь много дети, хорошие дети…
— Но она уже долго пытается… — с сомнением сказала Хелен.
— Пусть пытаться с другим мужчиной, — спокойно посоветовала повитуха.
Гвинейра задавалась вопросом, стоит ли ей ехать домой сейчас. На улице уже давно стемнело, стало холодно и туманно. С другой стороны, Лукас и остальные до смерти перепугаются, если она, не предупредив их, так просто останется здесь. И что скажет Говард О’Киф, если придет домой пьяный и обнаружит здесь жену Лукаса Уордена?
Похоже, ответ на последний вопрос она скоро получит. В конюшне кто-то возился. Однако Говард не стал бы стучаться к себе в дом. А этот посетитель сообщил о своем появлении вежливым стуком.
— Открой, Дороти! — велела удивленная Хелен.
Гвин уже была у двери. Может, это Лукас приехал, чтобы ее разыскать? Гвинейра рассказывала мужу о Хелен; он отреагировал очень дружелюбно и даже выразил желание познакомиться с подругой Гвин. Казалось, вражда между Уорденами и О’Кифами для него ничего не значила.
Однако за дверью стоял не Лукас, а… Джеймс МакКензи.
Его глаза загорелись, как только он увидел Гвин, хотя мужчина наверняка еще в конюшне понял, что она здесь, ведь там стояла ее Игрэн.
— Мисс Гвин! Слава Богу, я вас нашел!
Гвин почувствовала, что краснеет.
— Мистер Джеймс… входите, не стойте в дверях. Как мило с вашей стороны приехать за мной.
— Как мило приехать за вами? — сердито спросил пастух. — Мы что, ведем речь о визите на чай? О чем вы только думали, когда на весь день скрылись из дома? Мистер Джеральд сходит с ума от волнения и уже успел устроить всем нам допрос с пристрастием. Я рассказал о подруге из Холдона, к которой вы могли поехать в гости. А затем поспешил приехать сюда, прежде чем мистер Джеральд додумался послать кого-то к миссис Кендлер и выяснить…
— Вы ангел, Джеймс! — Гвинейра просияла, пропустив мимо ушей звучавшую в словах МакКензи укоризну. — Не знаю, что было бы, если бы он узнал, что я помогла появиться на свет сыну его заклятого врага. Пойдемте! Разрешите представить вам Рубена О’Кифа!
Хелен было неловко, оттого что Гвин привела в ее комнату незнакомого мужчину, но МакКензи повел себя очень корректно, вежливо поздоровался и выразил свое восхищение маленьким Рубеном. Гвинейра уже не раз видела эту радость на его лице. МакКензи всегда выглядел восторженным, когда был свидетелем рождения ягненка или жеребенка.
— Вы справились со всем в одиночку? — с уважением в голосе спросил он.
— Хелен тоже принимала в этом участие, — смеясь, ответила Гвин.
— Ну, как бы там ни было, у вас это замечательно получилось! — просиял Джеймс. — У вас обеих! Но мне все равно нужно отвезти вас домой, мисс Гвин. Для вас, мадам, так, без сомнения, тоже будет лучше, — обратился он к Хелен. — Ваш муж…
— .. .был бы явно недоволен тем, что кто-то из Уорденов помог родиться его сыну, — кивнула Хелен. — Большое тебе спасибо, Гвин!
— О, я была рада помочь. Возможно, однажды ты тоже сможешь отблагодарить меня. — Гвинейра подмигнула подруге. Сама не зная почему, она вдруг стала гораздо оптимистичнее смотреть на свои попытки забеременеть. Открытия этого вечера окрылили Гвин. Теперь, когда девушка знала, в чем проблема, она могла найти способ ее решить.
— Я уже оседлал вашего коня, мисс Гвин, — поторопил хозяйку Джеймс. — Нам действительно пора…
Гвинейра улыбнулась.
— Думаю, нам стоит поспешить, чтобы побыстрее успокоить тестя! — с довольным видом промолвила она, отметив, что Джеймс ни слова не сказал о Лукасе. Неужели ее супруг совсем не волновался?
Матахоруа посмотрела вслед направившейся за МакКензи Гвинейре.
— С этот мужчина хороший ребенок, — заметила она.
— Идея мистера Уордена устроить праздник в саду прекрасна, не правда ли? — сказала миссис Кендлер, держа в руках приглашение на встречу Нового года, которое ей только что принесла Гвинейра. Поскольку в Новой Зеландии его праздновали в середине лета, Уордены решили провести прием в саду — с фейерверком ровно в полночь.
Хелен пожала плечами. Им с мужем, как и всегда, не пришло никакого приглашения. Впрочем, других мелких фермеров Джеральд тоже вряд ли удостоил такой чести. Да и Гвинейра, по всей видимости, не разделяла восторга миссис Кендлер. Ведение домашнего хозяйства в особняке Киворд-Стейшн по-прежнему доставляло ей немало хлопот, а торжество требовало дополнительных усилий. Сейчас же Гвин пыталась рассмешить Рубена, строя ему рожицы и щекоча животик. Сыну Хелен уже исполнилось четыре месяца, и с помощью мула Непумука женщина с ребенком время от времени выбирались в город. В первые недели после рождения мальчика Хелен не решалась на такие поездки и снова чувствовала себя немного одиноко, но с младенцем изоляция на отдаленной ферме давалась ей легче. Поначалу маленький Рубен требовал внимания матери круглыми сутками, и Хелен по-прежнему приходила в восторг от каждого его движения. При этом ребенок оказался практически беспроблемным. В четыре месяца он уже почти не просыпался по ночам, особенно когда ему разрешали остаться в кровати с матерью. Говарду это не очень нравилось; ему не терпелось возобновить свои ночные развлечения» с Хелен. Но как только он к ней приближался, Рубен начинал громко кричать, и унять его было не так-то просто. Плач младенца разрывал Хелен сердце, но она была достаточно послушной, чтобы спокойно лежать и ждать, пока Говард не закончит свои утехи, и лишь после этого начать успокаивать сына. Однако фермеру не нравились ни такое звуковое сопровождение, ни напряженность Хелен, которая даже не скрывала своего нетерпения. Чаще всего, когда Рубен заходился криком, Говард отстранялся от жены. А если мужчина возвращался домой поздно и видел младенца на руках Хелен, он сразу же отправлялся спать в хлев. Хелен испытывала угрызения совести и все же была благодарна Рубену за очередную спокойную ночь.
Днем же ребенок почти никогда не кричал и, как правило, послушно лежал в своей корзинке, пока Хелен занималась с детьми маори. А когда мальчик не спал, он смотрел на мать так внимательно и серьезно, словно понимал все, о чем она говорит.
— Когда-нибудь этот малыш станет профессором, — со смехом сказала Гвинейра. — Он весь в тебя, Хелен!
По крайней мере внешне он был очень похож на мать. Голубые глаза Рубена со временем стали серыми, как у Хелен, а волосы — хоть и видно было, что они вскоре потемнеют и приобретут такой же цвет, как у Говарда, — были гладкими, а не волнистыми.
— Он весь в моего отца! — заявила Хелен. — Не зря я назвала мальчика в его честь. Однако Говард твердо решил, что наш сын станет фермером, а не священником.
— Ну, родители нередко ошибаются на этот счет, — захихикала Гвинейра. — Подумай хотя бы о мистере Джеральде и моем Лукасе.
Этот разговор снова вспомнился Гвин, когда она развозила приглашения гостям из Холдона. На самом деле новогодний праздник был идеей Лукаса, а не Джеральда, которая возникла как попытка чем-нибудь занять и развлечь «овечьего барона». Атмосфера в семье была напряженной и с каждым месяцем, в течение которого Гвин по-прежнему не беременела, накалялась все больше и больше. Джеральд реагировал на отсутствие наследника с неприкрытой агрессией, хоть и не знал, кого из молодых людей нужно в этом винить. Однако теперь Гвинейра, как правило, реагировала на вспышки гнева свекра сдержанно и куда лучше справлялась с ведением домашнего хозяйства, так что Джеральду было довольно непросто найти зацепку для ссоры.
К тому же девушка очень хорошо замечала перемены в настроении Уордена-старшего. Когда он с самого утра начинал критиковать свежие кексы и запивал их не чаем, а виски — в последнее время это происходило все чаще, — Гвинейра сразу же отправлялась к загонам, предпочитая проводить весь день в компании собак и овец и не позволяя Джеральду срывать на ней свою злость. Лукаса же гнев отца в большинстве случаев настигал совершенно неожиданно. Молодой человек, как и прежде, жил и мире собственных грез и фантазий, однако Джеральд бесцеремонно вырывал его из этого мира и заставлял приносить ферме хоть какую-то пользу. Однажды он зашел настолько далеко, что разорвал книгу, которую Лукас читал в своем кабинете, вместо того чтобы следить за стрижкой овец.
— Тебе нужно просто стоять и считать, черт возьми! — неистовствовал Джеральд. — Иначе стригальщики насчитают столько, что потом не оберешься лиха! В третьем загоне двое парней уже подрались, поскольку заявили, что им полагается оплата за стрижку сотни овец. И как уладить этот спор, если никто, кроме них, не считал? А следить за третьим загоном было поручено именно тебе, Лукас! Поэтому теперь иди и расхлебывай эту кашу!
Гвинейра бы с радостью отправилась контролировать стрижку в третьем загоне, но ей, как хозяйке дома, полагалось обеспечивать наемных работников едой, а не следить за тем, как они выполняют свои обязанности. По этой причине работников кормили отменно: Гвинейра то и дело появлялась с новой порцией легкой закуски, поскольку не могла вдоволь насмотреться на работу стригальщиков. На ферме Силкхэмов стрижка овец пелась спокойно и неторопливо; пару сотен овец пастухи без посторонней помощи обстригали в течение нескольких дней. Но здесь овец стригли тысячами, сгоняя их с нескольких огромных пастбищ в один загон. Поэтому стрижка представляла собой сдельную работу для специалистов. Лучшие бригады успевали постригать до восьмисот животных в день. А на таких больших фермах, как Киворд-Стейшн, стрижка была еще и своего рода соревнованием — и в этом году Джеймс МакКензи имел все шансы выйти из него победителем! Он шел ноздря в ноздрю с одним профессиональным стригальщиком из загона номер один, и это с учетом того, что МакКензи не только работал сам, но и следил за работой стригальщиков своего, второго загона. Когда Гвинейра приходила с едой, она облегчала задачу Джеймса, поскольку на время брала контроль над рабочими в свои руки. Казалось, ее присутствие окрыляло пастуха; ножницы в его руках двигались так быстро и ловко, что овцы не успевали даже возмущенно проблеять в ответ на такое грубое обхождение.
Лукасу подобное отношение к животным казалось варварским. Он страдал едва ли не больше самих овец, когда последних грубо хватали, опрокидывали на спину и молниеносно обстригали, порой задевая кожу, — если стригальщик был неопытным или овца сильно брыкалась. В придачу к этому Лукас не мог выносить запаха ланолина, который царил в загонах, и сразу же выпускал овец, вместо того чтобы прогнать их через купальню, чтобы промыть случайные порезы и уничтожить вредителей.
— Собаки меня не слушаются, — оправдывался молодой человек в ответ на очередной приступ ярости со стороны отца. — На МакКензи они реагируют, а когда я говорю…
— Этих собак подзывают не словами, а свистом! — взорвался Джеральд. — Всего три или четыре разных свиста. Тебе уже давно пора было их выучить. Ты ведь так носишься со своим музыкальным талантом!
Лукас обиженно отвернулся.
— Отец, джентльмену…
— Только не говори, что джентльмену не пристало свистеть! Именно эти овцы дают тебе деньги на занятия живописью, игру на фортепьяно и твои так называемые исследования…
Гвинейра, которая случайно стала свидетельницей этого разговора, поспешила сбежать в соседний загон. Она ненавидела, когда Джеральд отчитывал Лукаса у нее на глазах — особенно в присутствии Джеймса МакКензи или других работников. Подобные сцены заставляли девушку чувствовать себя неловко и, кроме того, отрицательно влияли на Лукаса и ночные «попытки» молодых супругов, которые все чаще заканчивались провалом. Гвинейра тем временем старалась рассматривать их совместные усилия с точки зрения размножения, которое у людей не должно было слишком отличаться от спаривания животных, например лошадей. Однако иллюзиями девушка себя не тешила: чтобы она забеременела, им с Лукасом должно было очень сильно повезти. Постепенно Гвин начала думать об альтернативах, при этом все чаще вспоминая, как однажды ее отец выбраковал старого барана, поскольку тот уже не был способен покрывать и половины от прежнего количества овец.
«Попробуй с другой мужчина», — сказала Матахоруа. Но как только эти слова всплывали в памяти, Гвин чувствовала угрызения совести. Для представительницы рода Силкхэмов измена супругу была чем-то немыслимым.
И вот теперь Уордены устраивали прием в саду. Лукас полностью погрузился в заботы, связанные с организацией праздника. На подготовку одного лишь фейерверка ушло несколько дней, которые молодой человек провел над соответствующими каталогами, прежде чем послать заказ в Крайстчерч. Кроме этого, Лукас взял на себя оформление сада, расстановку столов и беседок. От грандиозного банкета на сей раз решили отказаться, вместо этого решили жарить на кострах ягнят и валухов, а на камнях — как это было принято у маори — овощи, птицу и моллюсков.
Блюда с салатами и другими закусками должны были стоять на длинных столах, откуда слуги могли разносить их гостям. Кири и Моана прекрасно справлялись с этой задачей; девушки снова должны были облачиться в симпатичную форму, которую им пошили перед свадьбой Гвинейры и Лукаса. В придачу к этому Гвин договорилась со служанками, чтобы они надели туфли.
В остальном Гвинейра в подготовку к празднику не вмешивалась, опасаясь дополнять распоряжения отца и сына своими замечаниями. Лукас наслаждался планированием торжества и ждал от семьи благодарности. Джеральду же все старания сына казались «женской чепухой», и он бы с радостью перепоручил их Гвинейре. Работники тоже были невысокого мнениия о деятельности молодого хозяина, что не могло укрыться ни от Джеральда, ни от Гвинейры.
— Импотент складывает салфетки, — ответил Покер на вопрос МакКензи о том, куда снова запропастился Лукас.
Гвинейра сделала вид, что ничего не услышала. Меж тем девушка давно поняла, что означает слово «импотент», однако не могла объяснить себе, откуда пастухи узнали о проблемах Лукаса в постели.
В день праздника сад перед особняком Киворд-Стейшн выглядел роскошно. Лукас приказал украсить его цветными фонариками и факелами. Во время приема гостей было еще достаточно светло, чтобы они могли в полной мере оценить засаженные розами клумбы, аккуратные живые изгороди и пересекающиеся тропинки, проложенные среди сочных зеленых газонов в лучших традициях английского садоводства. Джеральд снова решил устроить соревнование овчарок — на этот раз не только для того, чтобы впечатлить гостей удивительными умениями своих собак, но и в качестве своего рода рекламы. Первые отпрыски Даймона и Дансера выставлялись на продажу, а местные овцеводы были готовы выложить за чистокровных бордер-колли немалую сумму. И даже метисы от старых овчарок Джеральда пользовались немалым спросом. Теперь людям Джеральда больше не нужна была помощь Гвинейры и Клео, чтобы устроить безупречную демонстрацию. На свист МакКензи юные бордер-колли без каких-либо промашек гнали овец в необходимом направлении. Поэтому элегантное праздничное платье Гвинейры, мечта из небесно-голубого шелка с вставками золотистого ришелье, оставалось чистым, а Клео, обиженно поскуливая, наблюдала за происходящим с края площадки. Недавно от любимицы Гвин наконец-то отлучили щенков, и она с нетерпением ждала новых заданий. Однако сегодня Клео снова закрыли в сарае. Лукас не хотел видеть на своем празднике беснующихся собак, а Гвинейра была слишком занята приемом гостей, чтобы присматривать за животными. Но прогулки девушки среди толпившихся в саду гостей и дружелюбные разговоры с дамами из Крайстчерча с каждой минутой все больше походили на пытку. Гвин чувствовала, что гости за ней наблюдают и со смесью зависти и сочувствия поглядывают на ее по-прежнему тонкую талию. Все началось с одного невинного замечания; но затем мужчины — особенно Джеральд — начали все чаще прикладываться к виски, отчего у них довольно быстро развязались языки.
— Ну, леди Гвинейра, вы уже год как замужем! — громко промолвил лорд Баррингтон. — Как обстоит дело с потомством?
Гвинейра не знала, что ему ответить. Она покраснела так же сильно, как и юный виконт, которому стало стыдно за бесцеремонность отца. Подросток попытался тотчас же сменить тему разговора, спросив Гвин об Игрэн и Мэдоке, которых он все еще с радостью вспоминал. Прежде юноше никогда не доводилось видеть здесь, на новой родине, таких лошадей. Гвинейра сразу же оживилась. Разведение лошадей проходило вполне успешно, и она заявила, что охотно продаст юному Баррингтону одного жеребенка. Пользуясь возможностью избежать дальнейшего разговора с лордом, Гвинейра предложила проводить виконта к загону с лошадьми. Около месяца назад Игрэн произвела на свет великолепного вороного жеребенка, и Джеральд, конечно же, постарался разместить их поближе к дому, чтобы при возможности похвастаться перед гостями.
Рядом с паддоком[8], где паслись кобылы и жеребята, МакКензи в это время как раз следил за приготовлениями к празднику для прислуги и работников Киворд-Стейшн. Пока что все они были заняты, но когда гости закончат есть и перейдут к танцам, слуги тоже смогут немного развлечься. Джеральд приказал заколоть для них двух овец и не поскупился на пиво и виски. Теперь здесь тоже разжигали огонь, чтобы начать жарить мясо.
МакКензи поприветствовал Гвин и виконта, а Гвинейра поздравила пастуха с удачной демонстрацией овчарок.
— Я думаю, мистер Джеральд сегодня продал не меньше пяти собак, — с одобрительной улыбкой сказала она.
— И все же это не сравнить со зрелищем, которое устраивает ваша Клео, мисс Гвин, — улыбнулся в ответ МакКензи. — Да и мне, разумеется, не хватает очарования ее прекрасной дрессировщицы…
Гвин отвела взгляд. В глазах МакКензи снова плясали знакомые искорки, которые так нравились Гвинейре и в то же время заставляли ее краснеть от смущения. Зачем он делал ей такие комплименты в присутствии виконта? Девушке казалось, что в них есть что-то неприличное.
— А вы попробуйте в следующий раз надеть свадебное платье, — обратила все в шутку Гвин.
Виконт заливисто рассмеялся.
— Да ведь этот парень влюблен в вас, леди Гвин, — со всей дерзостью своих пятнадцати лет заявил он. — Смотрите, как бы ваш муж не вызвал его на дуэль!
