Часть I
Исследование любого вопроса, касающегося Толкина и его мира, начинается с тщательного изучения текстов и сбора цитат. Так и исследование материальной культуры народов Средиземья. Но информации всегда не хватает, вопросов больше, чем ответов. И тогда остро встает проблема разумной интерпретации и дополнения прочитанного.
Толкин писал, что мир Средиземья – наш мир, в вымышленном периоде истории,[2] а значит народы, населяющие этот мир – наши предки, или, если выразиться точнее – это мы сами в предложенных Толкином обстоятельствах. Мы – люди планеты Земля и члены народов и сообществ, ее населяющих.
Наше время богато не только археологическим наследием различных культур, не только письменными свидетельствами, но и опытом прочтения и интерпретации этого богатства. Читать это наследство не проще, чем читать тексты Толкина. Все это может остаться для «читателя» лишь заковыристым красивым шифром. Но опыт исследователей последних столетий все-таки дает нам надежду понять наших предков, увидеть их жизнь, что в конечном итоге означает – понять самих себя, понять, куда мы идем. Пусть для этого нужно опираться на обширный свод информации, на знания из многих областей (богословия, философии, культурологи, психологии, искусствоведения, естествознания и т.д.) – но все-таки мы можем увидеть закономерности, которыми отмечены жизнь и развитие человека, человеческих сообществ, культур и государств, найти корни, которые питают древа разных народных традиций.
В конечном итоге мы понимаем, что в мире все взаимосвязано и имеет свои причины. Что для того, чтобы создать национальный костюм, мало прихоти. Если бы все происходило хаотично, тогда, пожалуй, эскимосы закалялись бы и ходили в листьях (хотя важность климатических и географических предпосылок для создания костюма более или менее понимают все). Однако, гораздо большую роль в создании предметов материальной культуры играет эстетическое чувство, мировоззрение и религия. Эта роль столь велика, что может даже полностью выместить вопросы удобства и здоровья. И те нити, которые в жизни земных народов связывают жизнь, среду обитания и мировоззрение, могут быть основой ткани наших представлений о средиземских культурах.
Именно поиску культурного облика Средиземья через знание о закономерностях развития человечества посвящен этот небольшой труд. В настоящее время это лишь очерк, в котором минимум внимания уделено цитатам и максимум – рассуждениям. Но я очень надеюсь, что работа эта будет пополняться.
…
Толкин, описывая Средиземье, опирался на известные мифологические циклы и исторические культуры. От них и отталкиваются все те, кто пытается размышлять на тему одежды. Само собой получается, что при описании образа народов Средиземья подразумевается, пусть не намеренно, что общие контуры одеяний известны читателю, либо сами приходят ему в голову, когда он сталкивается даже с неявными аллюзиями на европейские древности. Поразительно (и заставляет задуматься) то, насколько большинство любителей Толкина и иллюстраторов единодушно в выборе (для отыгрыша и изображения средиземских персонажей) костюмов раннего средневековья, скандинавских, исландских, английских, ирландских, соответствующих им украшений и орнаментов.
Толкин отмечал особенности одежды и украшений, практически никогда не описывая их подробно (что и не удивительно, если учесть жанровые особенности его текстов). Некоторые замечания говорят больше, другие – меньше. В одном месте он говорит, что у Арвен на пиру было серое платье, украшенное только поясом из серебряных листьев[3], в другом – платье Галадриэль, белое и мерцающее[4]. Лутиэнь появляется перед нами в синем плаще с вышивкой золотыми цветами[5], а Белег – в белом плаще[6]. У эльфов была меховая и кожаная одежда[7]. Есть прекрасный эпизод, когда эльф рассказывает хоббитам про лориэнские плащи. То, что он говорит, подтверждает очень творческий подход эльфов даже к одежде, и главный принцип – наблюдение за природой. Плащи меняют цвет не потому, что они делались для маскировки, а потому что они – результат созерцания игры света и цвета в лесу[8].
Можно почерпнуть некую информацию об украшениях – лориэнские броши, Элессар, обручи с камнем на лбу, которые очень любили нолдор, пояса, кольца (Три Кольца, кольцо Барахира). Мы встречаем точные указания на пояса и орнаменты из цветов и листьев. Судя по описаниям, эльфы любили светящиеся камни (видимо, как следствие любви к звездам). В черновиках Толкин дает очень приятную деталь – эльфийки любили сеточки для волос[9]. Безусловно, это далеко не полный перечень.
Есть одно-единственное письмо, в котором Толкин отвечает на вопрос, что же носили жители Средиземья. Он говорит, что не задумывался много на эту тему, и эльфов не касается вообще[10]. Таким образом, в нашем распоряжении остаются отдельные упоминания, детали, заметки и зарисовки.
Мои размышления на тему эльфийской и нуменорской – очень связанной с эльфийской – одежды строятся на общих выводах о специфике культуры больше, чем на конкретных описаниях деталей одежды. При таком подходе конкретные описания выступают как ориентиры, которые могут подтвердить, опровергнуть или скорректировать возникшую теорию. Размышляя над текстами и эльфийской культурой, я пользуюсь своими (и чужими) знаниями о законах формирования культуры, образов одежды, орнаментов, художественного вкуса, принципах устройства этносов. Я пользуюсь не только культурологическими, но и богословскими изысканиями, соприкасающимися с этой темой.
Очень интересно и удобно использовать для размышлений стили человеческих прошедших эпох. Мы живем в такое время, когда можно уверенно сказать, что человек уже многое испробовал. Перед нами лежит, как на ладони, весьма продолжительная история культуры, со всеми своими принципами, законами, исключениями и т.д. Вполне обосновано провести аналогии между человеческими культурами и эльфийскими. Но с поправкой на «иное», на то, что эльфы – иные, и на то, что они могли прийти примерно к тому же, что и люди, но иными темпами и иными путями.
Почему мы можем идти по этому пути – пути сравнения, поиска аналогий, применения к эльфам культурных закономерностей земных исторических эпох? Толкин сам проводил такие аналогии, причем не только на словах, но и в рисунках (имеются в виду врата Мории). Мы тоже, вслед за ним, можем воспользоваться этим способом представления. И в этом случае мы будем держать в памяти его высказывание относительно «разных аспектов Человечности»: «Разумеется, на самом-то деле, вне моей истории, эльфы и люди – это всего лишь разные аспекты Человечности и символизируют проблему Смерти с точки зрения личности конечной, однако, обладающей самосознанием и свободной волей. В данном мифологическом мире эльфы и люди в своих воплощенных обличиях приходятся друг другу родней, но в том, что касается отношения их «духа» к миру и времени, представляют собой различные «эксперименты», каждый из которых наделен своей собственной врожденной направленностью, а также и слабостью».[11] Значит эльфы – они, конечно, иные, но все-таки иные в рамках того же самого Человечества (в его самом глубоком и широком смысле).
Мироздание и Красота
Разговор о красоте по отношению к эльфийской культуре не может не быть выделен особо, поскольку способность к художеству, созданию и восприятию красоты является для эльфов определяющим качеством, по словам самого Толкина.
«Эльфы воплощают, так сказать художественный, эстетический и чисто научный аспекты человеческой натуры, возведенные на уровень более высокий, нежели обычно видишь в людях. То есть они самозабвенно любят физический мир и желают наблюдать его и понимать ради него же самого и как «нечто иное» – т.е. как реальность, исходящую от Господа в той же степени, что и они сами, – а вовсе не как материал для использования или платформу для власти. А еще они наделены непревзойденной способностью к художеству или «вторичному творчеству». Потому они «бессмертны»… Не «навечно»: им суждено существовать вместе с сотворенным миром и в его пределах, пока длится история. Будучи «убиты», путем повреждения или разрушения их воплощенной оболочки, они не вырываются из-под власти времени, но остаются в мире, либо развоплощенными, либо возрождаясь заново. По мере того, как длятся века, это становится тяжким бременем, тем более в мире, где существует злоба и разрушение… Сами перемены как таковые не представлены как «зло»: перемены – это развертывание истории, и отказываться принять их, конечно же, означает противиться замыслу Божьему. Однако, эльфийская слабость в этом контексте, естественно, состоит в том, чтобы жалеть о прошлом и не желать иметь дело с переменами: как если бы человек возненавидел очень длинную книгу, которая все никак не кончается, и захотел бы остановиться на одной главе».[12]
Эльфы – художники, глубоко принимающие к сердцу (по своему предназначению) красоту и совершенство Творения и величие Замысла; они, конечно же, должны были выразить это и в вещах бытовых и в одежде. И эта одежда, если пользоваться современными терминами, должна была стать произведением высокого искусства.
Но прежде чем говорить о высоких вещах, о Красоте, как отражении Истины и Блага, нужно прежде всего понять (вспомнить) то, чем наша жизнь отличается не только от жизни существ, воспринимающих мир «не как материал для использования» но и жизни любой древней культуры. Кардинальное различие, которое нужно не только знать, но и попытаться почувствовать и прожить, заключается в том, что весь мир носителя древней культуры наполнен смыслом, каждая вещь, каждая форма. Это особый образ жизни, в котором нет «никаких сугубо «утилитарных» процессов, не охваченных сакральным сознанием».[13] Для древнего человека любая самая простая на наш взгляд вещь – посуда, стол, дом, одежда – вмещала в себя миф или рассказ о строении бытия[14].
Такое отношение рождается из созерцания, точнее из того, что вся культура прежде всего направлена не на использование окружающего мира, а на созерцание его, восхищение им. Поскольку именно такой созерцающей и художественной предстает нам (и по указанию Толкина и по впечатлению) эльфийская культура, то и отношение к вещи в ней должно нести печать этой сакральности. Сакральности в том понимании, в котором каждая вещь предстает большей, чем она кажется на первый взгляд.
Нам может показаться сложным и странным: как это – любая вещь будет с тобой говорить о мироздании, нести смысл… Какой смысл может нести стол, на котором стоит мой компьютер, и ложка, которой я ем суп? Тем не менее, для созерцающей культуры, чувствующей себя частью мироздания, а не пожирательницей его, это естественно. Более того – самое естественное, что может быть. Потому что каждый создаваемый образ и предмет становится средством выражения любви к миру и средством познания его через созерцание и творчество.
Быт такой культуры не отделен от представлений ее носителей о мире, не отделен от самых глубоких переживаний красоты, истины, добра. Для нас это, повторюсь, может быть странным. Для большинства из нас (кроме тех, кто сознательно противостоит этому) жизнь и вещи очень четко разделяются: на бытовые и особенные, на полезные и прекрасные. С помощью одноразовости, пластика и конвейера уничтожается всякий смысл, а в душе начинает рождаться тоска по красоте и смыслу. Древний же человек, сотворивший кувшин, занимает достойное и не последнее место в ряду творцов «вторичной реальности», так как его кувшин по форме и украшению является отражением всего мироздания, с его небесами и землей, Мировым Древом и охраняющими его зверями, и с Человеком. Этот кувшин – его вторичный космос, созданный для того, чтобы глубже понять Первичный (и, заметим еще раз, использоваться этот кувшин будет для самых обычных бытовых нужд). Эльфы, с их особой способностью к «вторичному творчеству» очевидно должны иметь сходные творческие мотивы, причем достигать больших результатов.
Восприятие мироздания становится фундаментом строительства культуры, фундаментом для создания красоты, так как любая культура воспринимает творение красоты, как одну из главных своих целей. Что именно в этом восприятии оказывается главным и как это главное выражается практически у эльфов (не будут же они, в самом деле, рисовать на кувшинах Мировое Древо)? Здесь необходимо углубляться в теорию культуры. Но так как это невозможно в рамках этой небольшой работы, я выделю несколько самых важных аспектов. Этот перечень необходим, поскольку и в одежде все это находит свое выражение.
1. Вертикаль мироздания (неизменная иерархичность мироздания). Именно вертикальной предстает Арда в сознании эльфов. Мифологическое, но достаточно внятное описание этой вертикали, мы можем прочесть в начале Сильмариллиона. Все произведения эльфийского труда должны нести отпечаток этого представления о мире (не обязательно явный). Самые же прекрасные творения должны полным образом выражать сущность Мира в его вертикали. Здесь вспомним об особой любви эльфов к поэзии и музыке, и увидим, что это не случайно – в эльфийской мифологии Мир был «пропет» и «сыгран» как Музыка.
Кроме того, именно эта метафизическая незыблемая вертикаль является самым главным консервантом культуры, позволяя совершенствоваться существенным ее элементам (с таковым относится совершенствование представителей культуры в знаниях и мастерстве), но не порождая научно-технического прогресса.[15] Можно привести и более ясный образ – осознание неизменности мировой иерархии и неизбывная память о ней в поколениях – это добрая почва, из которой культура произрастает, как хлебные колосья, тянущиеся к небу, но из которой невообразимо трудно пробиться росткам сорняков, стелющихся по земле. Т.е. эльфийская культура предстает перед нами мало изменяющейся, веками верной избранным эталонам красоты.
2. Сокрытость Творца. Эльфийская культура – «доветхозаветная», но речь идет не просто об обозначении места в истории. Речь идет о том, что Единый еще не вступает в разговор со Своими Детьми через пророков или какое-либо Священное Писание. Что Дети постигают своего Отца только через общение с Валар и Майар, через собственное сердце и совесть и через созерцание красоты Мира. «Он [Эру] – бесконечно далек,» – пишет Толкин.[16] Чистые сердца и Мир могут быть достаточными источниками Откровения о происхождении и смысле всего существующего, к тому же есть еще и Валар и Майар, видевшие Эру. Любовь к Творцу выражается практически только через любовь к Его Творению, и не абстрактно, а через любовь к конкретным вещам и явлениям Мира. Особой любовью пользуются те явления, которые говорят о Творце и Мироздании более явно. Например, свет и его источники (небесные светила и вещества, преломляющие и сберегающие свет). Об этом также говорит и все живое. Поэтому свое восхищение Творцом эльфы выражают в том, что вышивают звезды и листья, создают сверкающие камни, а не в том, что пишут мистические трактаты о духовном созерцании Бога. Устремленность к Творцу в жизни эльфов вполне может проявляться в одежде через украшение звездами или передачу облика растущего вверх дерева.
3. Личность Воплощенного является «мерой всех вещей» в самом лучшем смысле этого выражения – мерилом всех законов гармонии и красоты. Дети Эру являются самыми совершенными творениями в Мире. С одной стороны они – вершина Творения, именно для них и был создан Мир. Они же являются воплощением всего самого прекрасного. Они сами – и есть наиболее совершенная красота в материальном мире, а потому их природа должна в эльфийской культуре только подчеркиваться. С другой стороны, эльфы и люди, осмысляя весь окружающий мир, пропускают его именно через свое сознание, а потому они – мера всему материальному миру в своем разуме. Постигая себя, они могли постигать законы гармонии и воплощать их в творчестве, в одежде. Также в эльфийской культуре должна подчеркиваться и уникальная ценность индивидуальной личности. Но осознание этой ценности не становится началом процесса, который в культурологи называют «индивидуализацией» (индивидуализация опрокидывает вертикаль мироздания и делает человека центром Вселенной, забывшим Творца[17]).
Таким образом, одежда эльфа должна служить обрамлением и украшением для самого прекрасного творения в Арде – его личности, она должна украшать и защищать его роа, подчеркивать, а не прятать его красоту, и соответствовать его фэа. Одежда должна быть очень индивидуальна. Каждый наряд создается только для конкретного владельца.
4. Времяв эльфийской культуре воспринимается и в линейном плане (Мир, однажды созданный, устремлен к своему концу, развивается от Первого хора ко Второму), и в циклическом (смена сезонов и лет). Время эльфийской культуры и личное время очень сильно совпадают, не происходит смены поколений. Личное же восприятие мира тяготится движением времени и связанными с этим переменами. Эльфийская культура и личность эльфа стремится сохранить однажды найденное совершенство, остановить перемены. Безусловно, эльфийские культуры не родились «взрослыми», готовыми. Они развивались, но достигнув однажды высоты и совершенства, они замедлили свое развитие, сделав его практически неощущаемым (но не прекратившимся). Причем некоторые эльфы тяготели к тому, чтобы сохранить неизменным это состояние, а другие – даже к тому, чтобы вернуться в самое начало, когда еще ничего не менялось.[18]
5. Значимые символы обязательно находят отражение в предметах культуры. Конечно, не в каждом предмете, но тем не менее. Смысл материализации этих значимых образов не в спасении их от времени, не в передаче из поколения в поколения, а в самом желании выразить понимание мира. Когда носитель древней (к которой мы причисляем и эльфийскую) созерцательной культуры хочет создать что-то необыкновенно прекрасное, его мысль неизменно останавливается на образе, наиболее полноценно выражающем его понимание мироздания. Эльф, в этом случае обратится к таким известным нам значимым символам: Два Древа, звезды, Солнце, Луна, деревья вообще (вспомним, например, Врата Мории). Нетрудно предположить, что есть и другие, о которых нам неизвестно. Особенно прекрасно то, что передает свет или идею света (здесь вспомним о Сильмариллах, Элессаре, особенно любви эльфов к белому и серебристому цветам). Само квенийское слово vanya (красивый) происходит от корня WAN-, обозначавшего «бледный, светлый (не коричневый или темный); красивый».[19]
6. Пространствоосмысляется как три «стихии» – Небо, Море (Вода) и Земля. Это прежде всего указание на распространенные в культуре типы композиции предметов.
К этому всему осталось добавить эльфийскую способность достигать совершенства во всем – в знании и творчестве. «Они созданы человеком по своему образу и подобию; но избавлены от ограничений, которые сильнее всего гнетут его. Они бессмертны, и воля их властна напрямую воплощать то, что желанно воображению».[20] Какой предстает нам одежда? Изложу и систематизирую выводы.
В культуре, которую я описала, должен формироваться следующий образ одежды (безусловно, то, что следует ниже – это основной образ, внутри которого может быть масса вариаций, могут быть отклонения по той или иной причине – в связи с профессией, предпочтениями, дурным или хорошим характером и т.д.):
- Вертикальный и статичный (через выражение мировой вертикали и стремления к неизменности). Может находить свое выражение противоречие между стремлением к неизменности и течением времени. Статика одежд выражается в том, что они преимущественно длинны (не выше колена), с равномерными, иногда обильными, складками. Линии плавны (резкие линии могут присутствовать, но не преобладают), в украшении нет ничего лишнего, что заставляло бы взгляд перескакивать с одного на другое и создавало бы беспокойство от пресыщения художественной информацией. Впечатление вечности и неизменности наилучшим образом выражает законченный узор, орнаментальный мотив, представляющий собою нечто цельное, не бегущее. И, наоборот, постоянное течение времени может быть выражено ритмичной бесконечной полосой орнамента на длинном статичном одеянии. Формы одежды со временем не меняются, ибо выражают образ однажды достигнутой гармонии. Отсутствие смены поколений «лишает» эту культуру последней возможности породить моду.
Мы знаем множество форм пышной, даже восхищающей нас одежды (например, бальные наряды XVI-XIX вв.), богатые узором на ткани, кружевами, каменьями, разнообразием фактур. Но такая одежда создает бурное впечатление и никак не отвечает покою. Секрет красоты и изящества для эльфа должен быть не в богатстве и пышности, а в созвучии всех деталей. Две-три утонченно изогнутые линии могут гораздо больше сказать о красоте и вечности, чем тревожащая барочная пышность. Эльфийский костюм – то совершенство, которое достигнуто созданием лаконичного и безупречного в своей соразмерности и лаконичности образа. Кстати, слово «покой» я употребляю именно как описывающий отношение ко времени, а вовсе не как эмоциональную личностную характеристику: эльфы, как мы знаем, бывают очень беспокойны.
- Вполне возможно, что в костюме находят отражение стихии мира, от одной до трех. Скорее всего, не столько через цвет (это может получиться слишком ярко и вычурно), сколько через различные формы одежды – разделение поясом на верх и низ (Небо и Землю, Небо и Море), две одежды, подол нижней одежды, выступающий из-под верхней; двойной-тройной рукав и т.д.
- Особенности конкретного одеяния складываются прежде всего на основе особенностей личности его обладателя, сочетается с его внешним обликом. Соответствует его глазам, волосам, цвету кожи, форме тела. Скорее всего, все эльфийские одежды имели пояс или были приталены – линия талии – это очень важный акцент на фигуре, создающий гармоничный пропорциональный образ. Линия талии может быть завышенной и заниженной, но она должна быть. Должны также читаться стройность, естественные линии плеч, подвижность рук. Замечу также о важности элементов, подчеркивающих шею и линию плеч, их переход в основной корпус: оплечье и подобные ему; они способны создавать удивительно красивые формы в костюме.[21]
Все детали одежды должны быть подчинены законам гармонии форм, линий и цвета, сочетаться друг с другом, создавая красивые формы, часто растительные, подчеркивающие линии фигуры и создающие настроение. К рисунку и настроению, который создают линии и края одежды, деталей, рукавов, подходят серьезно, это очень важный момент в восприятии образа. Здесь мы снова должны упомянуть длинные одежды, но уже потому, что они особенно красивы, подчеркивают стройность фигуры, придают облику величие. Короткие одежды доходят до колен, чуть выше или чуть ниже их – в соответствии с идеалом золотого сечения и гармонии фигуры. Особенно тщательно надо подойти и к выбору цвета. Все цвета складываются в гармоничные и негармоничные сочетания. Психологически это выражается в неприятности некоторых сочетаний. Цвета создают у смотрящего определенные ощущения, эмоции, впечатления и размышления. Негармоничные сочетания характеризуются неприятными ощущениями, искажают облик носителя и не могут использоваться в одежде.
- Завершение облика происходит через выбор и воплощение наиболее дорогого сердцу образа из окружающего Мира В одежде скорее всего будут присутствовать элементы, напоминающие о родном месте – в украшениях, декоре, фактуре тканей, сочетании тканей, линиях и т.д. Но это не обязательно, конечно. Одежда может подражать покроем любимому растению (животному?) или быть украшена узором, напоминающим о нем. Одежда эльфа, как центра мира, не должна резко выделяться на фоне окружающей природы, и вместе с тем должна быть гармоничным ее украшением, завершением и художественным воплощением всей ее красоты.
- Наиболее прекрасные, торжественные одежды будут светлых цветов, скорее всего тех же белого или серебристого, украшенные изображением светил или камнями, или сияющей вышивкой – значимыми символами.
Напоследок надо сказать, что, вероятно, таким образом создавался не только костюм, но и многое другое, по меньшей мере обычные бытовые вещи точно также говорили о красоте, об их создателе и об их хозяине, как и одежда.
Чтобы представить себе, как все это со стороны выглядело в древнем мире, надо, наверно, очень хорошо представить себя внутри него. Сейчас нас не удивишь индивидуальностью в наряде. Но эльфы жили рядом с народами, которые осознавали себя как общности, а не как сообщество уникальных индивидуальностей. На фоне сообществ, у которых на всех было две-три формы одежды и набор устойчивых орнаментальных мотивов, у которых само художество находится еще в только в начатке, перед нами выступает культура, носители которой имеют врожденные способности к высокому индивидуальному творчеству, к искусству. Попробуйте перенести, например, вещь, созданную в стиле ар нуво, в эпоху формирования исторических народов и культур, и вы, наверно, поймете, о чем идет речь[22]. Трудно себе представить, насколько удивительно, поразительно выглядело то многообразие красоты, которое создали эльфийские народы еще в Первую Эпоху, ее совершенство и утонченность, на фоне культур людских народов.
Часть II
Назначение одежды
В культурах людей у одежды было много назначений, среди них определяющие:
I. защищать,
II. обозначать пол,
III. обозначать статус.
IV. нести эстетическую функцию, украшать, выражать красоту личности.
В дополнение к этому – быть подспорьем в работе, создавать комфорт (в том числе душевный), способствовать или препятствовать влечению полов, способствовать общению, передавать различную информацию и т.д. В принципе, это все – те или иные стороны четырех основных функций.
I. Защита от Мира.
Эльфам одежда была необходима – в связи с их Падением, в связи с Искажением, в связи с тем, что нужно было защищать тело, создавать для него удобство, а защищая — украшать. Оба этих вселенских фактора (Падение и Искажение) делают невозможным бесконфликтное сосуществование Воплощенных (Mirroanwi) и Мира (Arda) и беспрекословное подчинение последнего эльфам. Мы встречаем множество примеров того, что эльфы все-таки могут управлять далеко не всеми силами Мира[23]. Мы, в действительности, не видим беспрекословного преклонения любой твари перед эльфом, но видим лишь, что он обладает большими властью и силой над природой, что он больше способен с ней общаться. Территории, которые эльфы населяют, становятся дружественными им, но остальные местности могут сохранять равнодушие или враждебность. К концу Третьей Эпохи собственно эльфийские местности становятся маленькими островками. Эльфам противостоит воля Моргота, им противостоит Искажение, их ослабляет Падение – по этой причине воля души живой[24]также может противостоять эльфам. Может понадобиться время и много усилий для того, чтобы найти взаимопонимание с ней. Из этого неизбежно следует то, что эльфы нуждаются в защите от того, с чем они не могут совладать. Одежда является такой защитой. Собственно, одежда – это не только и не столько оболочка тела, вторая кожа, сколько грань между Воплощенным и миром. Она может и не быть такой уж защищающей и комфортной, но в метафизическом и психологическом плане – это защита от мира и отделение Воплощенного от Мира (вспомните сохранившиеся до нашего времени так называемые первобытные племенные сообщества – чем больше люди включены в мир, тем меньше на них одежды, но там, где абориген ходит в одной набедренной повязке, европеец все-таки носит на себе целый гардероб из верхней и нижней одежды).
Переходя от метафизики к практике, мы также вспомним, что эльфы все-таки защищали себя от непогоды, несмотря на устойчивость к болезням, и пользовались маскирующими свойствами своей одежды, несмотря на ловкость и бесшумность своих движений. Они явно не рассчитывали на то, что весь мир полностью подчиняется им, и потому всегда защитит их от врага.
II. Разделение природ.
С помощью одежды личность Воплощенного выражает себя. Одной из важнейших функций одежды является обозначение пола ее носителя. Не только отделение одного пола от другого, но и выражение характерных черт, особенностей и достоинств каждого пола. Разница между мужским и женским происходит от самой природы мужской и женской личности. Принадлежность полу является одной из основ личности, фундаментом ее формирования, а не ее оболочкой, а потому она очень важна.
Конечно, люди часто просто напросто путаются в том, кто есть кто, если это не выражено ярко в костюме. Женщину они порой узнают только по юбке. Но эльфы, с их умением видеть суть, не могли путать пол друг друга, но, тем не менее, разница в костюме была. Эльфы, безусловно, должны были стремиться к тому, чтобы одежда была соответствующей роа и феа. А мужские роа и феа отличаются от женских, а потому одежда не может быть одинаковой. Но в то же время, один пол от другого не отделяется искусственным образом, поэтому одежда должна подчеркивать пол, но не отрывать его напрочь от другого пола, должно оставаться чувство неразрывной связи. Но, все же, мужская длиннополая одежда – остается мужской, а женская военная или походная – женской, пусть в каких-то деталях и нюансах, но она будет не мужской, она отвечает женской природе и соответствует женской фигуре.
Не могло быть того, что имело место в нашей истории до последних десятилетий, да и сейчас встречается очень часто – вся брючная одежда (за редкими исключениями), даже если она одевается женщинами, остается мужской, искажая женскую фигуру. Длиннополые же наряды, к сожалению, давно вышли из мужского обихода – чего у эльфов не могло произойти в связи с эстетическими концепциями, изложенными в первой части. Разделение на брюки и платья исходно функционально. Брючная одежда стала мужской в связи с мужскими профессиями, юбки остались женщинам в связи с идеалами женственности. Для эльфов это разделение остается только функциональным, а не половым, согласно указаниям Толкина в Законах и обычаях Эльдар.
Ключевой темой в изучении поведения личности и в изучении одежды является тема стыда (одежда – преодоление стыда обнаженного тела). Все исторические народы знакомы со стыдом, хотя стыдливость везде развивается по-разному и внешне бесстыдным считаются разные вещи. Разные по форме, но все-таки единые по сути.
Здесь же надо заметить, что с одеждой Воплощенных мы сталкиваемся уже после Грехопадения (о грехопадении в Средиземье мы узнаем из рассказа Аданели[25] и Сильмариллиона, который автор называл историей Падения одареннейшего рода эльфов[26]). И я, конечно, не могу ничего сказать по поводу того, какой должны быть совершенная одежда гипотетически непадших эрухини и была ли она, хотя отдаленное ощущение той не вполне утраченной красоты должно было все-таки сохраняться в эльфийских культурах. Но узнать и описать эту красоту мы не в состоянии, мы можем лишь угадывать ее. Здесь можно представить себе разве что одежды, которые носили Валар, облекшиеся в оболочки, подобные виду Эрухини, об ангелах в одеждах из света и о Преображении Христа.
Грех и зло откладывают свой отпечаток на образ одежды, и в человеческих культурах решающей становится тяга к блуду. Попытки как избавиться от этого порока (и одному человеку, и всему обществу), так и наоборот – насадить его – создают самые уродливые формы одежды и самые странные выдумки. Развитые цивилизации порождают множество форм одежды, намеренно искажающих пропорции человеческого тела. Порой заграждение и насаждение порока сталкиваются в одном костюме, производя что-то вовсе непонятное. Но все начинается с простого желания, о котором мы уже говорили, — разграничить два пола, отделить их друг от друга, и всегда узнавать, кто перед тобой. В нашей истории имела особенное значение функция обозначения пола в одежде, и близкая к ней функция обозначения семейного положения. Это и породило – уже в самых простых культурах – ярко отличающуюся друг от друга мужскую и женскую одежду. И наоборот, из желания сблизить, даже чрезмерно, — родилась идентичность мужской и женской одежды в современной культуре. То же – с разграничением и стиранием границ в облике состоящих в браке и неженатых людей. Только все это – и сближение, и разграничение – завязаны в наших исторических культурах чаще всего на заграждении или насаждении блуда, а потому формы одежды, и отношение к костюму, рожденные в этих условиях, не могут существовать в эльфийской культуре. Среди них такие очевидные любому, как глубокие декольте, корсеты, фижмы, пышные юбки, некоторые виды корсажей, камзолы на жестких костях, мужские чулки, разнообразные одежды для замужних и т.д.
Остановимся подробнее на проблеме стыда. Стыд есть сложное и важное явление. Для удобства мы можем выделить несколько важных составляющих, которые в реальной личности, конечно же проявляются не по отдельности, а входят в сложное взаимодействие:
Причиной появления стыда является Грехопадение. Тело, которое в первобытном состоянии человека было покровом для духа, или ума, долженствовавшим утончаться по мере восхождения по степеням созерцания, вследствие греха огрубело, и сделалось, так сказать, более непроницаемым, и взяло вверх над умом, увлекая его к предметам и удовольствиям чувственным[27]. Произошел переворот, и тело, которое должно подчиняться духу, стало брать над ним верх, приходят смерть и болезни. Кроме того, внутри человека произошел разрыв связи между телом и душой, разрыв их союза любви. Вследствие этого сам человек научился разделять неразделимое – ценности тела и ценности души, и даже ставить первые над последними, более их желать. Однако, мы знаем, что эльфы в этом отличались от людей, они были бессмертны, не знали болезней, их дух владычествовал над телом. Но при этом мы все равно можем увидеть, что некий разлад все-таки существовал, но проявлялся иначе – например, в том, что дух мог сжигать тело, приводя его к истаиванию[28].
а) сначала несколько слов о самой простой и известной функции стыда: стыд появляется тогда, когда мы, по нашему собственному представлению, не соответствуем ожиданиям окружающих нас людей. Мы стыдимся собственных изъянов. Такой стыд рождает целое искусство скрывания недостатков тела с помощью особенностей костюма. В таком виде он, в принципе, мог рождаться и у эльфов. Но едва ли настолько, чтобы это как-то значимо отразилось на культуре одежды.
б) Явление стыда тогда имеет место, когда то, что по самой своей сути или назначению должно принадлежать внутреннему миру личности, каким-то образом выходит за его границы. Суть стыда невозможно постичь, не поставив во главу угла ту истину, что личность – бытие внутреннее, то есть что она обладает только ей свойственным нутром, откуда и рождается потребность сокрытия (или сохранения в душе) определенного содержания ценностей либо бегства с ними внутрь своего естества[29]. Т.е. мы, разделяя нашу жизнь на внешнее и внутреннее, можем справедливо и закономерно желать сохранять внутреннее внутри, а внешнее оставлять снаружи, и испытываем острое чувство в том случае, когда внутреннее наше открывается чужим – тем, кому мы не хотели бы его показать.
