Нас самих воспитывали именно так.
Нам читали нотации. Нас критиковали. Нас наказывали. Нас отвергали.
Мы сами, воспитываясь в системе авторитарного воспитания, познакомились с этими методами, узнали их.
Мы действительно узнали, освоили эти методы на себе, мы увидели, как их используют. Увидели их реальность и массовость, их «нормальность». (Как сейчас наши дети начинают принимать «нормальность» такого обращения с ними.)
Если меня критиковали в детстве, постоянно указывая мне на мои недостатки, и я видел, что так делали другие родители со своими детьми, так делали учителя, – это неосознанно признается мной как нормальный , распространенный метод воспитания. И будучи взрослым, я вспомню его, как некое знание о том – как надо обращаться с ребенком.
Если в моей семье от меня ждали послушания, и я видел, что вокруг все родители требуют послушания от детей, – во мне формируется представление, что нужно требовать послушания от ребенка. И именно так я буду потом воспитывать своего ребенка.
Если в моей семье считалось «нормальным» бить ребенка, и в семьях, которые меня окружали, тоже били детей в «педагогических» целях, то во мне формируется представление, что бить ребенка – это нормально.
Вот так мы и наполняемся чужими представлениями и убеждениями о том, как нужно, как можно воспитывать ребенка. Этими убеждениями мы потом и руководствуемся в своей жизни, воспитывая детей. Потому что не наученные никем воспитывать ребенка, мы неосознанно используем то, что уже знаем, что живет в нас на уровне прошлого опыта.
– Ах, нет, это не так, я совсем не считаю наказание или критику нормальными методами воспитания! И когда я была ребенком, которого постоянно ругали и критиковали, я прекрасно понимала, что это неправильно, что так не должно быть… Как же я могла взять на вооружение эти методы, когда была с ними не согласна! – Так или примерно так реагирует кто?то из родителей, когда мы говорим о «преемственности» в стилях воспитания, перенятых у наших родителей авторитарных методах воспитания.
И каждый родитель, присутствующий при этом разговоре, согласно кивает. Потому что каждый, пережив на себе все эти «педагогические» воздействия, испытывал чувство несогласия с ними, понимал, чувствовал их неправильность. Но при этом, став взрослым, начал использовать именно их.
Сколько раз в жизни слышала я подобные признания от родителей.
– Ведь самого же пороли, ведь помню же, как это ужасно, когда тебя бьют, и ведь думал – ни за что не буду своих детей наказывать, буду по?другому. А бью. Бью, как меня били… – сокрушенно говорил мне один папа.
– Мать на меня орала как бешеная… Столько злости было в ней, когда она со мной разговаривала, как будто я ей не дочь, а враг какой?то, – рассказывала одна мама. – Я тогда думала – ни за что, никогда не буду орать на своего ребенка… А ору на сына – не хуже матери. И иногда сама себя ловлю на том, что ору на него, как будто он мне враг…
Сколько раз я это слышала: «Я думал, что никогда… Я думал, что буду по?другому»…
Я сама помню себя маленьким ребенком, стоящим в углу, наказанным за непослушание. Я помню себя в этом состоянии непонятости и обиженности, в состоянии одиночества, когда ты стоишь, как бы отгороженная от всего мира, запертая в пространстве этого угла, и голоса взрослых звучат так, как будто о тебе вообще забыли, как будто тебя – просто нет. И перед тобой только наличник и полотно двери, выкрашенные белой масляной краской, и ты можешь только рассматривать полоски, оставленные кистью, рассматривать трещинки в побелке стены. И никому ты не нужна. И никто о тебе не помнит. И так плохо там стоять. И так несправедливо, что тебя тут заперли. И ты думаешь, горячо и искренне, как только могут думать маленькие и чистые в своих мыслях дети: «Вот когда я вырасту – никогда, ни за что не буду наказывать своих детей…»
Я вспомнила однажды это ощущение, вспомнила остро, сильно, когда отчитывала свою дочь, стоящую в углу. Поставленную мной в угол. Мной, которая когда?то так горячо и искренне верила, что никогда не будет так поступать со своим ребенком. Я вспомнила это ощущение, и мне стало даже страшно на мгновение – что же я делаю! И стыдно – так нельзя! Но тут же на место этим чувствам пришло холодное: «А если она по?другому не понимает!»
Я думаю, в этом и содержится один из ответов на вопрос – почему мы, пережившие на себе всю несправедливость, жесткость этих методов воспитания, признавая их неправильность, ненормальность, все же используем их.
Потому что не умеем по?другому. Потому что, не справляясь с ребенком в каких?то ситуациях в силу своей неопытности, мы от бессилия используем то, что принесет хоть какой?то результат. Используем то, что знаем. Используем то, что используют все. Используем то, что есть в нас на уровне опыта. Даже негативного.
И я снова и снова хочу обратить твое внимание на один важный момент. Мы потому и не справлялись иногда с ребенком, что в основе нашего отношения к ребенку лежали ложные, чужие представления о нем, как о каком?то «неправильном» существе, которого надо постоянно контролировать и переделывать. О цели воспитания как достижении послушания ребенка.
Мы изначально строили отношения с ребенком не на тех принципах, вот почему так сложно иногда было договориться с ребенком, понять его, почувствовать, найти правильный способ обращения с ним. И, не справляясь с ним в какой?то ситуации, мы неосознанно призывали на помощь авторитарные, подавляющие методы, знакомые нам с детства.
Эти «старые» методы воспитания, которые основаны на «старых» принципах и убеждениях, и создавали нам всю палитру сложностей, проблем, трудностей во взаимоотношениях с детьми.
Если мы, осознавая ложность наших представлений о ребенке, о цели воспитания, изменим эти представления, перестроим всю систему наших убеждений, – мы сможем овладеть совершенно другими методами и способами общения с ребенком. И этот другой стиль общения с ребенком позволит нам строить с ним близкие, открытые, любящие отношения, в которых мы сможем понимать друг друга, слышать друг друга, договариваться друг с другом. И нам просто не придется доставать из «запасников» нашего собственного прошлого опыта авторитарные методы воспитания.
Мы несовершенны
Мы, воспитанные в системе авторитарного воспитания, сами являемся продуктом такого воспитания. И все, что написано в предыдущей главе о том, чем оборачивается такое воспитание для детей, – про большинство из нас.
В этом содержится очень грустная реальность, но это так. Мы, будучи взрослыми людьми, пережив на себе все последствия авторитарного воспитания, – уже далеко не совершенны. Мы, в большинстве своем, не уверены в себе полностью (потому что ни родители, ни общество не делали нас такими, такой задачи – воспитать уверенного, ценного человека, яркую личность, никто перед собой не ставил!). И рядом с нами такими – неуверенными, закрытыми или закомплексованными – появляется ребенок – существо открытое, свободное от любых комплексов (он просто еще не знает, что это такое!), абсолютно уверенное в себе (ему еще не рассказали, что он все делает не так и сам он неправильный!).
Но может ли несвободный, неуверенный в себе родитель позволить ребенку оставаться рядом с ним в таком совершенном, чистом состоянии? Мы просто не можем не поделиться с ребенком своей неуверенностью, своими комплексами. Мы не позволим ему оставаться столь совершенным, каким он приходит в этот мир. (Этой теме – как мы, родители, будучи уже несовершенными, формируем из совершенного по природе ребенка такое же несовершенное создание, с негативными картинами мира, – будет посвящена книга «Искусство быть родителем»).
Мы, воспитанные в критике, поиске недостатков, научены видеть в себе эти недостатки, недоработки, несоответствие идеалу, которым должны быть. Мы ориентированы на то, чтобы видеть плохое. Мы разучились (или вообще еще не научились!) любить себя, ценить себя, хвалить себя.
Но можем ли мы, приученные замечать в себе одни недостатки, видеть достоинства в наших детях? Нет, у нас нюх, как у овчарок, развит именно на поиск того, что в ребенке «не так», что он сделал неправильно, или что он еще не сделал. Наше желание видеть в ребенке плохое услужливо помогает нам увидеть в нем именно это. И мы постоянно сообщаем ребенку, в чем и где он не такой, неправильный, несовершенный.
И ты только вдумайся в то, что происходит: мы сами, уже потерявшие свое ощущение совершенства, теперь сообщаем нашим детям, что они несовершенны!
Мы, взрослые люди, действительно, уже во многом лишились своего ощущения правильности, «хорошести». Мы перестали проявляться так ярко, как делали это в детстве. Мы разучились свободно выражать чувства, мысли и желания.
И рядом с нами – свободный, еще не ограниченный ребенок. С его свободным выражением чувств, любых – смехом ли до коликов, ревом ли, который тебя просто бесит! Со свободным безграничным: «Хочу!.. Хочу!.. Хочу!..» С его непреодолимым желанием познавать мир, совать свой нос, куда его не просят, с его бегом и прыганьем, криками, шумом, который всегда присутствует рядом с нормальным, живым ребенком. И нам, таким, какие мы есть, далеким от совершенства, постоянно хочется одернуть наших детей, ограничить их, сделать их такими же несвободными.
Я помню себя такой вот молодой мамой, очень зажатой, правильной, боящейся кому?то слово сказать, боящейся кому?то помешать, озабоченной тем, как я выгляжу и что скажут обо мне другие. И я помню, как бесила меня и выводила из себя моя маленькая дочь, которая громко пела песни, когда ей того хотелось, танцевала, прыгала, создавала вокруг себя постоянный шум. Я помню, как я беспокоилась, что она мешает соседям, как все время пыталась ее остановить, приструнить, усадить, чтобы она не бегала, не прыгала, не топала.
Меня бесила тогда эта ее свобода, эта безграничность – это я понимаю сейчас. Меня это тогда бесило, потому что я уже не могла ни так свободно хохотать, не думая, как я при этом выгляжу и что обо мне подумают. Не могла так свободно и раскованно танцевать, вообще проявляться и жить самой собой, такой, какая я есть. Тогда я, конечно же, не понимала, почему меня так выводит из себя такое «неправильное» на мой взгляд, поведение дочери. А я просто завидовала ее свободе быть самой собой.
Мы действительно завидуем их свободе быть собой, и, не имея уже этой свободы, находясь в рамках и правилах приличия, стараемся унять, ограничить и их свободу. И опять – критика и порицание, нотации и поучения – лучшие методы для этого. Чтобы ограничить, зажать своего ребенка – лучше методов не придумаешь.
В нас живет еще зависть к их свободе не только делать то, что они хотят, и жить так, как они хотят. Нас бесит и раздражает их свобода не делать того, что они не хотят. Каждый ребенок отстаивает свое право не делать того, что он не хочет делать, но чего хотим от него мы. И это бесит не менее, чем его свобода делать то, что он хочет.
– Нет, вы только подумайте, он, видите ли, не хочет есть то, что я ему приготовила! Он не хочет убирать игрушки! Он не хочет ложиться спать! Да как он может не хотеть! – сколько раз слышала я это от родителей.
Мы – уже «воспитанные», уже послушные, – даже не думаем о том, чего мы хотим, а чего – не хотим! Мы послушно выполняем наши долги и обязанности, не задумываясь, а почему мы должны это делать и должны ли вообще это делать? А ребенок хочет выяснить – почему он должен идти в магазин за хлебом, когда он занят игрой? Или почему он должен наводить порядок, то есть разложить по местам игрушки, которые он так долго и старательно раскладывал по всей комнате? Почему он должен ложиться спать, когда он не хочет еще спать? И нас бесят эти вопросы. Потому что мы сами давно перестали их задавать, над нами уже потрудились, сделав нас ответственными и послушными.
Мало того, мы за годы нашей взрослой жизни, уже вошли в целую систему рамок, правил приличия, в которую ребенок еще не вошел. И нам, рамочным и правильным, очень важно, чтобы он начал соответствовать этим правилам.
Я помню, как один папа рассказал, что услышал еще на лестничной площадке, как жена ругала и стращала ребенка, которого вела из детсада: «Вот придешь сейчас – отец тебе еще всыплет, чтобы знал, как себя вести…» И ребенок шел и плакал, а она только приговаривала: «Получишь сейчас от отца…»
И из?за чего такие «стращания», из?за чего столько отвержения ребенка?
Оттого, что он назвал воспитательницу дурой.
А почему он ее так назвал?
Потому что во время обеда попросился в туалет, и услышал ответ:
– Пока не доешь, ни в какой туалет не пойдешь… Сиди – и терпи…
Услышав такой ответ, ребенок и спросил удивленно:
– Вы что, дура?
Но – маму возмутил сам факт: ребенок назвал взрослого человека плохим словом. И за это – собственное отвержение и еще пытка страхом перед разговором с отцом…
Он нарушил правила – быть воспитанным, уважать старших. А нам так важно, чтобы ребенок выполнял правила! (Даже если он по существу был прав – ведь действие воспитателя было абсолютно безграмотным!)
Нам нужно, чтобы наши дети были правильными, то есть выполняли правила, чтобы они были воспитанными, а это для многих родителей значит – не выражать своих чувств, не говорить то, что думаешь. Вести себя прилично, чтобы другие были тобой довольны. Прятать себя настоящего и изображать хорошего ребенка. Мы учим детей тому, чему сами уже хорошо научились, – не быть собой.
И именно для этого существуют «прекрасные» методы воспитания. Указать, приказать, не разрешить, лишить, проманипулировать, сделать виноватым. Все эти методы помогут нам, уже несовершенным, уже несвободным, лишить свободы и ребенка.
Но надо отдать должное нашим детям – не так?то просто они подчиняются! Не так легко хотят расстаться со свободой быть собой, выражать свои чувства, свои мысли, свои желания. Делать то, что они хотят, и не делать того, чего они не хотят делать.
Есть еще одно последствие нашего собственного несовершенства.
Мы, какие мы есть, проживаем наши жизни далеко не лучшим образом, именно потому, что живем не в состоянии гармонии или максимальных ресурсов. Наши реальные жизни действительно полны проблем, сложностей. И очень часто мы заводим детей именно тогда, когда решаем какие?то свои проблемы и запутались в своих ошибках. И мы берем в свои руки жизнь другого, отдельного от нас человека и начинаем распоряжаться его жизнью, хотя сами иногда не знаем, что делать со своей собственной жизнью.
Поэтому мы и становимся такими родителями – суетливыми, напряженными, поверхностными, крикливыми. Поэтому и методы такие используем – они просты в применении, быстры в исполнении. Наорал или отшлепал, не вдаваясь в подробности, покритиковал, не вникая в суть, потому что – не до ребенка, тут с собой бы разобраться!
И я сейчас пишу это именно для того, чтобы помочь нам снять с себя чувство вины за наши родительские ошибки. Потому что мы ни в чем не виноваты.
Мы такие, какие мы были, только так и могли воспитывать наших детей. Все наши действия по отношению к нашим детям – логическое следствие того, какими мы сами являлись. Это – реальность.
И если мы хотим изменить эту реальность, нам нужно самим меняться в лучшую сторону, чтобы мы могли по?другому проявляться по отношению к нашим детям.
Давай просто признаем свое настоящее несовершенство. Признаем необходимость нам, родителям, самим расти и меняться, совершенствоваться.
И давай, признавая свое сегодняшнее несовершенство, осознаем собственную ответственность за то, что наши дети такие, какие есть. Они – такие, потому что мы, такие, какими мы были до сегодняшнего дня, делали их. И уже только поэтому нам стоит изменить свой взгляд на них с недовольно?критического на сочувственно?принимающий. И это поможет нам изменить сам стиль взаимоотношений с нашими детьми.
Нам не хватает чувства собственной ценности
Мы сами были воспитаны в системе критики и порицания, в методах, которые не делали людей уверенными, значимыми, знающими себе цену.
Мы сами не наполнены этим чувством собственной ценности, значимости. Не наполнены хронически, потому что оно формируется только в любви, принятии, гордости за ребенка, радости за его успехи. Но ни один из перечисленных методов воспитания не вызывает ни в ребенке, ни в родителе ни гордости, ни радости, только упреки и недовольство.
И мы, в большинстве своем, люди с ненаполненным чувством ценности, так необходимым нам в жизни. И нам обязательно нужно компенсировать эту ненаполненность. Почувствовать хоть где?то свою ценность и свою значимость. По?простому говоря – самоутвердиться.
И нет проще и эффективнее способа, чем самоутвердиться на собственном ребенке.
Потому что самый простой способ почувствовать себя «большим», – это «сделать» рядом с собой кого?то маленьким. И взрослому человеку, родителю, не надо прикладывать никаких усилий, чтобы сделать «маленьким» ребенка, который на самом деле является маленьким. Вот почему рядом с ребенком любой взрослый, каким бы он ничтожным, или ограниченным, или неуспешным ни был – ощущает себя большим, значимым и важным.
Есть еще один способ такого самоутверждения. Чтобы почувствовать себя значимым, важным – нужно сделать кого?то рядом с собой глупым, виноватым. И так, как это можно делать с детьми – нельзя сделать ни с одним взрослым! Ни один взрослый не позволит себя так унижать, так умничать в его присутствии. А за счет ребенка, не имеющего права ответить взрослому, можно просто наполниться чувством собственной ценности и значимости.
И это одна из важных причин того, почему мы, родители, так часто используем именно эти методы воспитания. Потому что эти «старые» методы воспитания дают возможность наполнить собственную значимость, ощутить чувство собственной ценности. Потому что, когда ты поучаешь ребенка, ты ощущаешь себя настоящим и важным учителем. Когда ты критикуешь ребенка, ты чувствуешь себя мудрым и знающим.
– Я часто вижу удивление, даже изумление в глазах ребенка, когда я его отчитываю. «Что я такого сделала? – читается в них. – Что за мировая проблема?» И я понимаю, что девочка права, и сама испытываю чувство вины, что прицепилась к ней. Но что?то во мне заставляет продолжать ее отчитывать. Сейчас я понимаю, мне просто надо ощутить власть, чувство превосходства. Мне нужно напитаться за ее счет… – говорила одна мама.
Да, «воспитание» детей дает ощущение власти, силы, значимости, собственной важности. Именно поэтому мы так увлекаемся «воспитанием», так упиваемся звуком собственного голоса. Поэтому мы так любим не только читать нотации по поводу только что совершенных поступков, но и любим напоминать детям их бывшие ошибки.
И мы трагичным голосом говорим:
– Тебе новые ботинки купили? А что ты с теми ботинками сделал, помнишь? Как ты их разодрал…
– Тебе новую машинку подарили, да ты ее, небось, как и старую раскурочишь…
Часто слыша такие поучения, напоминающие ребенку о его былых провинностях, я думала – откуда в родителях это желание напомнить ребенку его былые промахи и плохие поступки? Зачем это делать? Он уже тогда за все получил – зачем опять к этому возвращаться?
Потому что нам самим нужно получить чувство значимости, вот мы и выискиваем – где бы еще самоутвердиться? Где еще поумничать? Желание наполнить свою значимость, почувствовать себя умным и важным так велико, что нам мало настоящих проступков детей, – мы возвращаемся к их прошлым провинностям.
Именно поэтому мы в большинстве случаев придираемся к детям по пустякам, начинаем «воспитывать» их долго и нудно там, где нужно сказать несколько слов. Мы видим страшное и важное в их детских провинностях, потому что это «страшное» помогает нам прочесть более длинную лекцию и в большей степени почувствовать свою значимость и важность. Поэтому мы иногда и наказываем детей – потому что именно наказание ребенка дает максимальное чувство власти взрослому. Потому что одним ударом, шлепком ты, образно говоря, получаешь весь суточный запас собственной ценности и значимости.
Вот почему мы иногда так твердо стоим на своих мнимых «принципах». Нам нужно, чтобы ребенок приполз и покаялся, и сказал: «Мамочка, ты была права!» Вот что нам надо! Именно поэтому мы постоянно «пережимаем» наши педагогические воздействия. «Чтобы он – лучше почувствовал!» – говорим мы при этом. Но, может, это нам надо лучше почувствовать свою значимость и важность?
Я наблюдала, как одна бабушка, собираясь с внуком на прогулку, увидев у него новый зонт, спросила:
– У тебя что, новый зонт?
– Да, мне мама купила.
– А старый где?
– Он сломался.
– Сломался… Если бы ты свои руки туда не приложил, он бы не сломался… Ну и как он у тебя сломался?
– Я его открывал, а он не открывался, я его хотел закрыть, а он не закрывался…
– Не закрывался… Небось, дернул со всей силы. А я тебе говорила – аккуратнее надо с вещами обращаться. Я тебя предупреждала, что ты его сломаешь. Я бы на месте родителей тебе вообще бы зонт не покупала, раз ты обращаться с ним не можешь…
Бабушка все никак не могла остановиться. Никак не могла напитаться своей «мудростью».
– И этот, небось, сломаешь, как тот…
– Не сломаю…
– Не сломаю. Тот?то сломал…
И я, став случайным свидетелем в этой ситуации, подумала – бедный ребенок, как его унижают в этом разговоре. И какой «приподнятой» и умной чувствует себя бабушка!
Все воспитание проникнуто этой прекрасной возможностью напитываться, «подниматься» за счет детей!
Я помню себя такой мамой, которая стояла за спиной дочери?первоклашки и высокомерно говорила менторским тоном:
– Как ты можешь так коряво писать! Твоя мама закончила МГУ, твой папа закончил МГУ, а ты пишешь как курица лапой!..
Сейчас мне и смешно, и горько – это же надо было так манипулировать ребенком! Как будто от того, какой вуз окончили родители, зависит красота почерка ребенка! Но тогда я ощущала искреннее возмущение – как у таких родителей, как мы, – ребенок может так коряво писать! Это возмущение и давало мне ощущение своей важности, которое было мне необходимо.
И я опять обращаю твое внимание на тот факт, что эта неосознаваемая нами цель – наполниться самим, самоутвердиться за счет наших детей так же неосознанно привлекала подходящие методы воспитания. Все эти методы воспитания основаны на унижении, на принижении, на контроле, подавлении. Именно они и позволяли нам, родителям, ярче, сильнее чувствовать свою значимость и ценность рядом с «не таким», виноватым, плохим ребенком. Позволяли нам максимально подпитываться за счет наших детей.
И как часто я, слыша жалобы родителей: «Я ему всю жизнь отдала, а он теперь не хочет мне внимания уделять…», не соглашаюсь с ними.
Мы все уже все получили от своих детей.
Мы уже получили – в своих поучениях:
– Ну, кто так держит нож!..
– Ты что, не понимаешь, тебе десять раз надо повторять…
– У других дети как дети, а ты…
И после каждой такой фразы – мы наполнялись ощущением собственной ценности, чувствовали себя необыкновенным воспитателем. Мы «подпитывались» детьми постоянно и ежечасно, пока они были малы. Мы имели рядом с собой постоянный источник пополнения нашей ценности и значимости. И сейчас, когда я пишу это – я не обвиняю никого из нас в том, что мы так делали.
Мы просто должны были так делать. Ненаполненное в нас чувство ценности и значимости требовало именно этого. Требовало подпитки. Эти процессы происходят в нас неосознанно, нет смысла себя в этом укорять. Другое дело, когда ты начинаешь осознавать, что иногда используешь своего ребенка, чтобы пополниться, напитаться за его счет. И, осознавая это, у тебя появляется выбор – продолжать ли эту практику или найти иные способы самоутверждения.
Есть выбор – продолжать ли использовать авторитарные методы, само использование которых уже приводит к «уменьшению», опустошению ребенка и пополнению ценности взрослого. Или перейти к более демократичным, равноправным стилям общения, о которых мы поговорим в следующей главе этой книги. В которых каждый участник взаимодействия – и родитель, и ребенок – чувствуют себя важными и значимыми личностями.
Но что точно нам, родителям, нужно сделать сейчас – так это пересмотреть какие?то важные, принципиальные положения наших представлений и убеждений. В первую очередь – убеждения о самих себе.
Такие ли мы важные, такие ли мы главные на самом деле, какими себя считали рядом с ребенком – если нам нужно было наполняться за счет детей?
Что являлось для нас настоящей целью воспитания – если все, что мы делали, – приводило к нашему собственному наполнению за счет ребенка? Что должно быть результатом моих воздействий на ребенка – собственное самоутверждение? Или все?таки я должен сформировать ребенка личностью, дать ребенку почувствовать себя в жизни сильным, большим, значимым, ценным? Но – теми «старыми» методами и воспитанием «по?старому» личность и чувство значимости и ценности не формируются!
И я опять обращаю твое внимание на то, что мы все делали это неосознанно, не специально. Не нужно обвинять себя за это. И если я и пишу эту книгу, то именно для того, чтобы разорвать этот порочный круг, эту страшную практику авторитарного, подавляющего отношения к ребенку, в которой разрушается его личность, но напитывается личность родителя.
Так поступали с нами. Так поступаем мы. И так будут поступать со своими детьми наши дети, если мы не изменим своего отношения к детям. Не осознаем наших ошибок и не начнем строить новые прекрасные и легкие отношения с детьми, основанные на любви и уважении.
