БОЖЕСТВЕННАЯ ЖИЗЕЛЬ
Фоторепортаж после литературного расследования в библиотеке «Фолиант» МБУК ТБК, посвященного жизни и творчеству Ольги Спесивцевой, легенды русского балета. К 29 апреля — Международному дню танца, Дню балета
Международный день танца — это праздник, посвященный всем стилям танца. Он инициирован в 1982 году Международным советом танца ЮНЕСКО и отмечается в память о родившемся в этот день французском балетмейстере Ж. -Ж. Новерре — «отце современного балета», теоретике и реформаторе балета.
В преддверии этой знаменательной даты, 24 апреля 2016 года, в библиотеке «Фолиант» прошло литературное расследование «Проклятие Жизели», посвященное биографии Ольги Александровны Спесивцевой(1895-1991),легендарнойрусской примы-балерины, которую сначала носили на руках, а потом на одиннадцать лет забыли в сумасшедшем доме. Почему так случилось?
Многие считали ее самой выдающейся русской балериной, выше даже самой Анны Павловой. Великий учитель танца Энрико Чеккетти говорил: «В мире появилось яблоко, его разрезали надвое, одна половина стала Павловой, вторая — Спесивцевой. Но вторая ближе к солнцу».
«Когда я увидел Павлову, то подумал, что она — моя Тальони. Но Спесивцева была тоньше и чище Павловой», — вспоминал Дягилев.
Современники называли ее гениальной, но, пожалуй, ни об одной другой русской артистке не ходило столько слухов — о бесчисленных романах, диком нраве, сумасшествии. Ей приписывали шпионаж в пользу России и связь с большевиками, называли даже Красной Жизелью по самой знаменитой и прославившей ее роли.
Сегодня о балерине написаны книги и статьи, сняты документальные фильмы…
Ольга Спесивцева является героиней балета современного балетмейстера Б. Я. Эйфмана «Красная Жизель».
…В 1995 году кинорежиссёр Алексей Учитель снял фильм «Мания Жизели» посвящённый ее судьбе, весьма, впрочем, далекий от настоящих реалий. Роль Ольги Спесивцевой в нем исполнила актриса Галина Тюнина.
…В 1997 году свой документальный фильм о балерине — «Божественная Жизель» — представиларежиссёр Майя Меркель,создавшая драматический и прекрасный облик этой женщины — пример беззащитности и трагической незащищённости таланта перед обстоятельствами.
В ходе литературного расследования читатели библиотеки,активисты ее Литературного клуба «Прикосновение», чуть ближе прикоснулись к биографии легенды русского балета и подумали, почему ей с детства пришлось прятаться в призрачном мире фантазий? Как удалось пережить мировую войну, революцию и начавшийся в стране террор? Как она, голодая, умудрялась танцевать сложнейшие партии? Что помогало ей отключаться от чудовищного быта?
Какую роль в жизни балерины играли мужчины — Аким Волынский, известный балетный критик, Борис Каплун, крупный хозяйственник, управляющий делами Петроградского Совета, художник Владимир Дмитриев, русский танцовщик и педагог Борис Князевиагент — американец Леонард Джордж Браун?Чем закончилась ее любовь к молодому партнеру Сержу Лифарю?
Известно, что до 1962 года Ольга Спесивцева жила в России, после — в Париже и вблизи Нью-Йорка. Россия была для нее и счастьем, и адом. Здесь были поклонение и жестокость, насилие и любовь, ненависть и райские кущи. Почему она покинула Родину, зная, что у нее уже никогда не будет такого кипящего котла самых противоречивых эмоций, как в России?
В Париже русскую балерину сразу же сделали примой, присвоили звание «этуаль», публика с ума сходила на ее спектаклях, от оваций можно было оглохнуть… Так почему же она чувствовала себя там чужой?
Когда именно стали проявляться первые признаки психического заболевания, и почему никто из знакомых Спесивцевой за все годы пребывания ее в психиатрической лечебнице не поинтересовался ее судьбой?
Известно, что молодой писатель Дейл Эдвард Ферн, верный поклонник и единственный человек среди сотен почитателей Ольги Спесивцевой, кому она была небезразлична, много лет спустя наткнулся на фотографию балерины в роли «Жизели» и влюбился в ее образ. Что он сделал, и как это изменило жизнь великой танцовщицы?
Но обо всем по порядку. Итак.
Пациентка № 360446
Эта малоизвестная история началась в тот день, когда двадцатичетырехлетний писатель Дейл Эдвард Ферн, верный поклонник и единственный человек среди сотен почитателей Ольги Спесивцевой, кому она была небезразлична, наткнулся на фотографию балерины в роли «Жизели» и потерял покой. Он влюбился в ее образ и во что бы то ни стало решил разыскать ее.
В 1952 году случай свел Ферна с вдовой Вацлава Нижинского, который много танцевал со Спесивцевой. Ромола кое-что знала о судьбе давным-давно исчезнувшей с горизонта Ольги: та в психиатрической клинике, дела ее совсем плохи. Ферн кинулся в эту клинику.
Картина, которую он застал, потрясла его воображение. Санитарка долго гремела ключами, чтобы отворить дверь палаты с зарешеченным окном. Там Ферн увидел похожих на зверушек людей в одинаковых серых халатах и среди них у окна маленькую тихую седовласую женщину — Ольгу Спесивцеву, вернее пациентку № 360446.
По-английски она практически не говорила, знала лишь отдельные слова, и от Ферна испуганно шарахнулась, решив вероятно, что он хочет причинить ей зло. Недоверчиво покосилась на сладости и фрукты, которые он принес с собой.
Никто из персонала бесплатной лечебницы для неимущих понятия не имел, кто такая эта неприметная покорная старушка, и когда потрясенный Ферн показал фотографии и пожелтевшие от времени газетные вырезки, они сильно смутились.
Дейлу Эдварду удалось найти для Ольги русскоговорящего врача, и, наконец, ее стали хоть как-то лечить. Ферн навещал Спесивцеву каждое воскресенье в течение десяти лет. И чуть ли не каждый день писал ей письма на плохом французском, который она немного знала. В складчину с друзьями покупал Ольге еду, сладости, духи, одежду, чтобы поддержать и порадовать.
Самое удивительное, что Спесивцева, проведя в лечебнице в общей сложности двадцать один год, окончательно выздоровела. К ней полностью вернулись рассудок и точная на детали память о прожитой жизни.
На ферме
Тогда-то Ферн и перевез Ольгу Александровну из клиники в пансионат под Нью-Йорком (сама Ольга называла его фермой). Пансионат был устроен для одиноких соотечественников. младшей дочерью Толстого — Александрой Львовной.
Там балерину окружали русские люди, русский язык, русская еда, русская церковь. После многолетнего перерыва она смогла наконец возобновить переписку с сестрой, оставшейся в Петербурге — Зинаидой Папкович-Спесивцевой.
«Дорогая Зинуша, вчера меня перевезли сюда из клиники. Ферма большая, выстроена на пожертвования. Тут есть очаровательная церковь, и я могу молиться и быть близкой Богу. Конечно, трудно возвращаться к жизни после двадцати лет пребывания в госпитале, прическа моя устарела, волосы побелели, забыла, как наводить красоту, румянец, пудриться. Ах, Зюка, старость — не радость».
В 1963 году, когда писалось это письмо, ей было уже шестьдесят восемь лет …Давным-давно отгремела слава, состарились партнеры, изменились и мир, и балет, а сама Ольга Александровна прожила страшную и трагическую жизнь.
«Зинуша, каждый вечер перед сном я сижу у письменного стола и смотрю в окно, как заходит солнце. В это время я всегда в России. Медленно плывут воспоминания, я погружаюсь в сон…»
Марис Лиепа, посетивший Ольгу Спесивцеву в США, оставил воспоминание об этой встрече:
— Маленькая комнатка с почти спартанской обстановкой: кушетка, стол, шкаф и умывальник составляли все её убранство. Наконец к нам вышла очень изящная, с классической, то есть гладкой, балетной причёской женщина, с широко раскрытыми возбужденными глазами.
Она поздоровалась, расцеловала нас всех по очереди, сказала, что все утро ужасно волновалась, когда узнала, что в гости к ней едут Уланова и Долин… Она сказала, что неважно себя чувствует, потому что приближается Пасха, а великий пост чрезвычайно ослабил её. И когда мы преподнесли ей розы, она растрогалась и расплакалась безутешно, и мы невольно почувствовали себя так, словно совершили бестактность…
Мы уехали полные жалости и сострадания к судьбе известной в своё время балерины. Дело было даже не в болезни, дело было в безысходности и одиночестве, которыми веяло от её пристанища и от всей её маленькой, сохранившей изящество фигурки.
Первое предательство любви
Совсем чуть-чуть ей выпало теплоты в детстве, но когда умер отец — оперный певец, мать, собрав узелки с пожитками, перебралась с тремя детьми из Ростова-на-Дону в Санкт-Петербург. Их удалось пристроить в приют для детей неимущих актеров, который содержала Мария Гавриловна Савина.
После приюта Оленька попала в театральное училище. Там она сильно выделялась среди учениц, и к выпуску стало ясно: у девочки выдающиеся балетные данные — безупречное пластичное тело и выразительное лицо с драматически горящими темными глазами.
— Идеальный прототип трагической актрисы, — говорила про нее Савина.
Оленька была дичком, ни с кем не дружила и никогда не смеялась. Савины иногда забирали ее на выходные, чтобы подкормить и развлечь. Ее муж дарил молчаливой робкой девочке игрушки, смешил, баловал.
Почему Оле пришла мысль, что он ее отец? Может, случайно услышала пересуды прислуги? Узнав, о чем толкуют у нее за спиной, Савина обмерла и навсегда отлучила Оленьку от дома. Спесивцева потом говорила, что расценила это как предательство. Первое предательство любви, а сколько их еще впереди!
В мире фантазий
В известном смысле Ольге с детства пришлось прятаться в призрачном мире фантазий, она была слишком чувствительна и ранима, а жизнь вокруг становилась все более грубой и жестокой.
Первые годы Спесивцевой в Мариинском театре прошли под знаком мировой войны, революции и начавшегося в стране террора. После училища Ольга жила вдвоем с матерью, и они в буквальном смысле голодали. Часто Ольга шла на репетиции, шатаясь от слабости на промозглом петербургском ветру.
Отопление в театре давно отключили, зрители кутались в меха, а танцовщики выступали полуобнаженными. Бронхиты и кашель не проходили, и Агриппина Ваганова,педагог Ольги, на репетиции отпаивала свою лучшую ученицу горячим молоком и растирала ей грудь дефицитным барсучьим жиром.
Чтобы танцевать так, как Спесивцева, нужно было напрочь отключиться от чудовищного быта, игнорировать его, что Ольга. и делала. Иногда, глядя в окно из репетиционного зала на унылый квадрат двора, она говорила Вагановой:
— А я вижу там голубое озеро с плывущими лебедями и справа замок.
«Я слишком вживаюсь в роль»
Премьера «Жизели», которая станет легендарной, состоялась 30 марта 1919 года. Как часто бывает, Ольгу тогда всего лишь попросили заменить заболевшую приму, и Спесивцева быстро подготовила сложнейшую партию.
Те, кто видел ее в тот вечер, говорят, что ничего подобного никогда не случалось в театре. В финальной сцене сумасшествия Жизель-Спесивцева, как вспоминал композитор Богданов-Березовский, «медленно восставала из могилы, застенчиво приближалась к повелительнице виллис и, оживая, чертила круги на одной ноге по планшету сцены, другой ногой простираясь в летучем арабеске. Это казалось сновидением, чем-то по силе выразительности лежащим за пределами возможного».
Зрители повскакивали с мест, и вот уже весь партер стоял, затаив дыхание, следя за невиданным по экспрессивности зрелищем. Вдруг раздались чьи-то всхлипывания, потом еще и еще! Чтобы люди в партере массово плакали — такого «Мариинка» еще не видела!
Стоявшая за кулисами Ваганова рыдала и истово крестилась. Ольга, казалось, не слышала чуть не обрушивших театр аплодисментов и бешеных выкриков «Браво!». За кулисами она бессильно упала на руки своего педагога. Балерина была так бледна, что та испугалась. Рядом суетились врач, коллеги, мать. Ольгу наконец привели в чувство, и она через силу сумела выйти на поклоны.
Наутро испуганная, с лихорадочно горевшими глазами она прибежала к любимой сестре Зине на Васильевский остров:
— Зюка, я так испугалась вчера! Мне нельзя танцевать Жизель, я слишком вживаюсь в роль!
