– Матушка! Они идут! Защитите меня!
– Да, дитя мое, я защищу тебя.
Виктор Гюго. «Собор Парижской Богоматери»
Некоторые из нас ходят в парк понаблюдать за птицами или белками. Но наблюдение за детьми часто оказывается намного более познавательным. Я вообще считаю, что будущие родители в обязательном порядке должны ходить в парки и наблюдать за детьми. Даже если у вас уже есть ребенок, вам все равно будет полезно понаблюдать за ним или за другими детьми.
Взгляните на то, как сложно общаются дети. Вот мать с коляской встречает приятельницу. Незаметно подойдите и понаблюдайте за ними. Прежде чем поздороваться с матерью, приятельница (именно женщина – мужчины с чужими детьми обычно ведут себя более скованно) первым делом заговорит с ее младенцем. Сначала она нагнется к коляске, почти вровень с ней, так что окажется всего в нескольких сантиметрах от личика ребенка, затем посмотрит прямо на него, улыбнется и начнет нараспев говорить что-нибудь подобающее случаю («Какой прекрасный мальчик», Как поживает маленький принц?» и т. д., хотя сами слова ничего не значат и некоторые довольствуются обычным «Ути-пути»).
На это ребенок (если он в хорошем настроении) откроет глаза, уставится на незнакомку, придаст своему лицу более или менее напоминающее улыбку выражение, кивнет и скажет «гага» или еще какое-нибудь детское слово. С этого момента вести разговор, скорее всего, будет уже ребенок, по крайней мере, покуда милая тетя только улыбается и, как он, говорит «гага» и кивает головой, а он, в свою очередь, изображает то, как она изображает его, и так далее.
А теперь глядите, что будет дальше. Милой тете надоедает играть в эту игру, и она начинает разговаривать с мамой малыша. Женщины поворачиваются лицом друг к другу и перестают обращать на ребенка внимание. Но вы, притаившись неподалеку, продолжаете пристально следить за его реакцией. И становитесь свидетелем повсеместно встречающегося, но почти незадокументированного эпизода в жизни всех младенцев – того, чего мать с подругой не замечают, потому что, в отличие от вас, они на ребенка уже не смотрят. Вы увидите, как он снова и затем еще раз попробует кивнуть, сказать «гага» и улыбнуться. Увидите, как улыбка эта преображается в совсем иное выражение: сначала непонимания, потом беспокойства, а затем и сильного горя. При должном возрасте и умении ребенок может попытаться повторить «гага» погромче, повернуть голову и повернуться самому, чтобы увидеть, куда испарилась эта тетя, покачать коляску или выкинуть игрушку, чтобы привлечь внимание. Если в этот момент мама или ее подруга скажут ребенку что-нибудь приятное, он мгновенно успокоится (на пару секунд); если они не обратят на него внимания, он может начать хныкать, а затем уже и реветь во все горло.
Зачем он это делает? Большинство объяснений, происходящих как из книг, так и из «народной мудрости», интерпретируют такое поведение крайне негативно. Обвиняют ребенка в испорченности (но вы, мой неутомимый наблюдатель, можете убедиться, что так поступают все дети, вне зависимости от того, испорчены они или нет). Говорят, что он ревнует, в чем есть определенный смысл, хотя, возможно, не самый подходящий. Ревнует ли он свою мать к подруге или подругу к своей маме за то, что они разговаривают? Представьте, что вы с мужем сидите в кафе и вдруг туда заходит некто, здоровается с вами, говорит что-нибудь о погоде и садится поболтать с вашим мужем. Два часа напролет они сидят рядом и разговаривают, а вам не говорят ни слова и даже не взглянут на вас. Как вам это понравится? Если бы этим некто была роскошная блондинка с глубоким декольте, вы могли бы подумать, что ревнуете. Но даже если это старик с седой бородой, легче вам от этого не станет. Пожалуй, ближе к истине было бы сказать, что вы почувствуете, что вас игнорируют, а подобное обращение обидно в любом возрасте. «Но в вашем примере муж не обращает на вас внимания два часа, а ребенок начинает плакать уже через пару секунд», – возразите вы. Верно. Но восприятие времени субъективно. Для ребенка две секунды – это очень долго. Признайтесь, что сердиться вы начнете задолго до истечения двух часов; в некоторых случаях взрослые от такого неуважительного отношения начинают заводиться уже через пять или десять минут.
Еще про бедных детей говорят, что они «вечно требуют, чтобы на них все обращали внимание», что само по себе – бесстыдное преувеличение. Младенцам трудно общаться с более чем одним человеком одновременно; пока на него обращает внимание один человек, всех остальных он просто не замечает. Детям достаточно внимания одного.
А еще их клеймят «эгоистами». Эгоист хочет, чтобы все доставалось ему одному, а не другим. Но ребенок ни у кого ничего не отнимает; он рад откликнуться, обменяться улыбками и «гагами». Вообще-то говоря, в любом общении взрослым достается гораздо больше, потому что, если мы не будем осторожны, ребенок еще и слюнями нас закапает, а взрослым отплатить ему той же монетой довольно сложно. Дети не только не эгоисты – напротив, детские желания чисты и бескорыстны: ребенок хочет простого человеческого общения, от которого выиграют обе стороны.
Говорят, что дети «притворяются, чтобы привлечь наше внимание», что их слезы «не настоящие», словно боль, которую они демонстрируют, была показной и плакали они лишь для того, чтобы нами манипулировать. Возможно, мать со своей подругой действительно могут так решить: секунду назад ребенок улыбался и говорил «гага», но, стоило им отвернуться, как он уже заливается плачем. Перемена выглядит настолько внезапной, что легко заподозрить ребенка в притворстве. Но вы, наблюдавшие за многими детьми, видели, какое искреннее, глубокое несчастье нарисовано на их личиках; выражение отчаяния, которое никак не могло быть притворством, потому что появилось ровно в ту секунду, когда на него никто не смотрел. Некоторое время тому назад я имел возможность видеть подобное выражение в научном фильме, снятом группой психологов. Матери сказали сидеть рядом со своим ребенком, пару минут улыбаться ему, разговаривать, а затем внезапно перестать говорить, улыбаться и вообще шевелиться на протяжении еще двух минут. Одна камера снимала выражение лица матери, вторая – ребенка, и в фильме оба они были на экране друг рядом с другом. Отчаяние ребенка, мать которого на него никак не реагировала, было буквально осязаемым; но так же ясно было, что ни одна мать не выдержала бы подобный эксперимент, продолжайся он дольше пары минут. Между прочим, у новорожденных детей, чьи матери страдают тяжелыми формами депрессии и не отзываются на их призывы к общению, часто развиваются проблемы с психикой30.
Так отчего же дети ведут себя подобным образом, если не от ревности, эгоизма, желания быть в центре внимания или из банальной зловредности? Человек – животное социальное. Он – член сообщества. Отношения с матерью для ребенка важнее всего, но отношения с другими людьми для него также жизненно важны. Он генетически запрограммирован вызывать у других членов своего племени положительную реакцию и таким образом избегать агрессии. Он запрограммирован привлекать внимание других, чтобы они в случае опасности его защитили. Вот почему задолго до того, как ребенок научается ходить или говорить, он уже умеет «заигрывать» с другими взрослыми. Вот почему, когда те его игнорируют или не обращают на него внимания, он беспокоится и чувствует себя в опасности.
Так что же, нам целыми днями заниматься тем, что говорить «ути-пути» собственным и соседским младенцам? Нет, конечно. Во-первых, это невозможно: у нас и другие дети, другие дела, потребности, мы не можем безраздельно уделить все свое внимание одному ребенку. Во-вторых, если мы время от времени не уделим внимания своему ребенку и он от этого немного расстроится, мы не нанесем ему «непоправимую психологическую травму» (хотя если мы постоянно его игнорируем или уделяем очень мало внимания, в конечном счете это скажется на нем негативно). Что я пытаюсь сказать:
1. Мы должны не скупиться на внимание и одаривать им детей как можно чаще. Внимания никогда не бывает слишком много. Еще ни один ребенок не получил психологическую травму от избытка улыбок и слишком часто повторяемых «ути-пути».
2. Когда ребенок плачет или устраивает истерику, чтобы привлечь наше внимание, не нужно думать, что он делает это из вредности или капризности; исходите из того, что он действительно нуждается в нас и любит нас.
3. Даже когда вы не можете подойти к ребенку и уделить ему все свое внимание, улыбайтесь ему хотя бы иногда, гладьте, даже просто что-нибудь говорите – это уже поможет ему успокоиться. Всегда лучше поступать так, чем следовать набившим оскомину заверениям, что «он просто притворяется; пусть выплачется, скоро ему это надоест».
По мере взросления ребенку становится все проще и проще переносить разлуку с матерью и невнимание взрослых. Он также приобретает более эффективные навыки привлечения внимания. Когда с мамой заговаривает незнакомая тетя, девочке двух, пяти или семи лет доступны разные варианты действий. Она может:
• Подергать маму или тетю за одежду.
• Показать им то или иное недавно найденное ею сокровище типа фильтра от сигареты или ракушки улитки.
• Вмешаться в их разговор с более или менее уместным замечанием.
• Начать играть в «почемучки».
• Приняться подбирать слизняков, поднимать пыль на дороге, пинать камни, топать по лужам – или совершать любые другие вызывающие у матери мгновенную реакцию действия.
Что объединяет все эти варианты? Да, вы угадали. Все это делать «нельзя». Все это считается невежливым. За все эти действия вместо маминого внимания можно получить раздражение и недовольство. И от этого ребенок будет только еще сильнее стараться вести себя «несносно». Взглянув на эти реакции в таком контексте, можно подумать, что подобное поведение никак не приспособлено к контексту, но дело лишь в том, что изменился сам этот контекст. Представления общества о вежливом поведении возникли сравнительно недавно (недавно в масштабе эволюции; скажем, несколько веков назад). Несомненно, 10 000 лет назад никто не заявил бы, что «прерывать разговор взрослых невежливо» или что «детей должно быть видно, но не слышно». Десять тысяч лет назад и прерывать-то было особо нечего, и взрослым не было дела до того, что ребенок своими грязными ладошками пачкает и дергает их за одежду. Не было ни кувшинов, ни стаканов, чтобы их случайно разбивать, ни домашнего задания, которое можно было бы не делать, ни столов, с которых можно было бы забыть убрать за собой, ни раковин, чтобы не мыть в них руки; не было даже футбольных матчей, от которых можно было бы отвлекать отца. Большинства поводов, из-за которых мы сегодня кричим на детей, тогда еще не существовало. Подобно приматам в наше время, наши предки кричали на детей в основном если тем грозила опасность, когда они видели волка. И когда родители кричали на ребенка, это означало, что тот должен немедленно бежать к ним и забираться к ним на руки11; бежать от кричащей на тебя матери означало бежать к источнику опасности, для ребенка хуже не придумаешь.
Наши дети унаследовали это поведение, и из-за этого они часто попадают в заколдованный круг. Если мы ругаем их за то, что они добиваются нашего внимания, они начинают требовать его еще больше; если мы отчитываем их за то, что они встревают в разговор, они начинают вмешиваться еще активнее. Они делают это не для того, чтобы нас ослушаться или разгневать, они просто не могут иначе. Им, бедняжкам, от этого, между прочим, вовсе не сладко.
Дети во всем мире требуют, чтобы родители уделяли им внимание; но то, как интерпретируют такое поведение взрослые, может быть весьма различным. Ланжи приводит рассказ другого эксперта, главы Центра семейного образования2. Он проводил занятие (вероятно, посвященное семейному образованию), взрослые слушали его, сидя на полу, а «маленькая девочка лет примерно двух развлекалась тем, что через каждые две минуты вставала и начинала между ними ходить». Девочка вела себя не очень вежливо:
…Одним людям она совала свои ручки прямо в лицо, другим буквально на шею садилась. Почти все взрослые (большинство из них – сами любящие родители) не обращали на нее внимания , но когда она прошла мимо одного мужчины, он аккуратно взял ее за ручку, посмотрел прямо в глаза и мягко сказал: «Бегай тут, сколько хочешь, ходи между нами, если тебе это нравится, но, пожалуйста, постарайся не наступать на меня, будь поосторожнее…» Как вы думаете, на чьем колене спустя полчаса пристроилась и смирно сидела эта девочка? Того самого мужчины. И вплоть до самого окончания занятия чести этой она удостаивала только его.
Для Ланжи эта история доказывает, что тот мужчина завоевал уважение девочки, сказав ей «нет». Дети обожают, когда им говорят «нет», они жаждут, чтобы им это говорили, и все родители должны купить книгу господина Ланжи, чтобы узнать, как правильно им это говорить.
Я истолковываю эту историю совсем иначе (вы могли бы возразить, что я не имею права ее истолковывать, потому что сам не был ее свидетелем; но я видел множество подобных сцен с участием других детей и думаю, что читатели сами смогут решить, чья интерпретация ближе к истине). Мне не кажется, что родители в этой группе разрешали девочке «вести себя плохо», то есть они не относились к ее поведению со снисхождением. Наоборот, похоже, что они намеренно не обращали на нее внимания, не смотрели на нее и не заговаривали с ней; они играли в «не обращайте на нее внимания, скоро ей это надоест», несмотря на постоянные попытки добиться от них хоть какой-нибудь реакции. Не думаю, что девочка развлекалась тем, что вскакивала через каждые две минуты, – мне кажется, ей было скучно, хоть плачь. Но наконец один из взрослых берет ее за руку, смотрит на нее, дружелюбно с ней заговаривает. В этот момент между ними устанавливается связь, и девочка удостаивает его чести держать ее на коленях. Чудо произошло из-за того, что он по-дружески взял ее за руку, посмотрел на нее по-доброму и заговорил с ней уважительно. Сами слова не играли никакой роли; скажи он вместо «Пожалуйста, будь поосторожнее»: «Как тебя зовут? Ты умеешь рисовать? На тебе бумагу, нарисуй для меня что-нибудь, пожалуйста», думаете, он не добился бы ее расположения с тем же самым успехом?
Диккенс, человек, который умел удивительно чутко наблюдать за детьми (и за людьми вообще), вложил похожую на эту историю в уста одного из своих персонажей в романе «Холодный дом»:
По дороге домой я купила Пищику игрушку – ветряную мельницу с двумя мешочками муки, чем так расположила его к себе, что он никому, кроме меня, не позволил снять с него шляпу и рукавички, а когда мы сели за стол, пожелал быть моим соседом.
Пищик – маленький мальчик, чьи родители не обращают на него внимания. Героиня романа, добрая и скромная женщина, приписывает успех игрушке; но читатель знает, что расположение мальчика она завоевала вниманием, которым она одарила его в этой и предыдущей главах.
