Материально-духовная культура предков современных белорусов

Определенные сведения о материальной культуре в эпоху мезолита и неолита, в бронзовом и железном веке уже приводились. К этому следует добавить, что в целом археологические культуры железного века были достаточно развитыми. Люди освоили обработку железа, причем изделия из него были довольно разнообразными: топоры, ножи, серпы, оружие, украшения и др. Славяне принесли с собой умение строить полуземлянки с печами-каменками, вырабатывать каменные жернова, железные изделия, разнообразную керамику.

Византийские авторы — Прокопий, Маврикий, Константин Багрянородный, арабский автор Магуди писали о высоком уровне культуры восточных славян. Летопись отмечает, что многие города в тогдашней Полоцкой Руси возникали, как правило, при достаточно высоком развитии материальной культуры. Первоначально вокруг городов возникали торговые и промысловые поселения, называвшиеся погостами. Сюда сходились для торговли или, как тогда говорили, «гостьбы» купцы, бобровники, бортники, звероловы, смолокуры, лыкодеры. В IХ-ХII вв. в Полоцке было широко распространено ремесленное производство — кузнечное, ювелирное, кожевенно-швейное, деревообрабатывающее, косторезное, гончарное. Как в Полоцке, так и в других городах Беларуси для создания предметов быта. оружия, орудий труда и украшений использовались железо, бронза, медь, серебро и золото. Техника их обработки достигала высокого уровня. Использовались плавка, литье, ковка, золочение проволоки, гравировка, украшение металлических изделий эмалью и чернью. Раскопки на территории Минского детинца и замчища вскрыли остатки существования здесь в ХI-ХII вв. городского укрепленного поселения. Доказано наличие многочисленных ремесленных производств: металлургического, бондарного, гончарного, кожевенного и др. Открыты деревянные настилы главной улицы детинца и отходящих от нее переулков. Найден большой фрагмент навершия булавы из лосиного рога с двумя вариантами родовых княжеских знаков Рюриковичей. Минская крепость соответствовала всем требованиям фортификации того времени — имела мощный оборонительный вал с деревянной основой. Среди находок большое количество предметов, связанных с военным делом: оружие близкого и дальнего боя, предметы вооружения конного воина.

По предметам, которые находят археологи на территории Беларуси, ясно, что для наших предков главным был мирный созидательный труд, а не военные действия. Наряду с орудиями земледелия и охоты распространенными были различного рода украшения — стеклянные монисты, серебряные и бронзовые подвески, искусно выполненные бусы. При этом курганные предметы Полесья по своему материалу иногда были ценнее, а по форме разнообразнее, затейливее, а иногда даже изящнее, чем изделия XVIII-ХIХ вв. (7, 33). Лучшим мировым достижениям соответствовало строительство в Беларуси храмов, их архитектура, роспись, убранство. На Русь, которая, как считают, до X в. вообще не знала строительства каменных сооружений, из Византии пришла традиция монументальной архитектуры со сложным типом крестово-купольного храма, совершенной системой перекрытий, рациональной строительной техникой. Храмы в то время не только были культовыми сооружениями, но и выполняли роль общественных зданий. В них размещались архивы, государственная казна, библиотеки, что также учитывалось при их возведении. Таким являлся и возведенный в Полоцке в 1044-1066 гг. грандиозный по тем временам Софийский собор, И хотя полоцкая святыня строилась византийскими мастерами и по византийскому образцу, она имела и свои черты, свидетельствовавшие о наличии оригинальной местной архитектуры. Украшение собора, роспись его стен, пола явились образцом тогдашнего искусства.

В начале XII в. в Бельчицах (близ Полоцка) был сооружен Борисоглебский монастырь, а около 1159 г. на берегу Полоты была выстроена знаменитая Спасская церковь Евфросиниевского монастыря, целиком сохранившаяся до наших дней. Оба памятника истории и культуры возводились мастером Иоанном. Спасская церковь вобрала в себя характерные черты местной школы зодчества. Стены и столбы внутри помещения были расписаны прекрасными фресками. Для этой церкви по заказу Евфросинии Полоцкой мастер-ювелир Лазарь Богша создал в 1161 г. непревзойденный образец древнерусского прикладного искусства — напрестольный крест, обложенный золотыми и серебряными пластинами с миниатюрными изображениями христианских святых, выполненными многоцветной перегородчатой эмалью. Эта святыня Беларуси, к сожалению, бесследно исчезла в начале 40-х годов XX в.

В XII в. своеобразные каменные храмы имелись в Гродно, Волковыске, Новогрудке, Турове. В Витебске неизвестные мастера, использовав оригинальную технику кладки, возвели прекрасную Добровещенскую церковь. Основание каменной церкви уникальной конструкции открыто археологами в Минском детинце. Ее строительство, в силу каких-то причин, не было завершено. До наших дней сохранилась Борисоглебская, или Коложская церковь в Гродно. Снаружи она украшена вставками из цветного полированного камня и керамическими плитками, покрытыми зеленой и коричневой глазурью. В Каменце в конце XIII в. была возведена оборонительная башня — знаменитая Каменецкая вежа (Белая Вежа), памятник военного зодчества Беларуси. Такие же вежи были в Бресте, Гродно, Новогрудке и Турове.

Древние художественные украшения Беларуси представлены разнообразными по форме и содержанию памятниками: от незамысловатых бусин и перстней до совершенных образцов ювелирного искусства. Представление о музыкальной культуре и инструментах того времени дают изображения музыкантов на изделиях прикладного искусства. В Новогрудке среди остатков постройки XII в. найдено изображение музыканта, играющего на струнном щипковом инструменте. Относящаяся к XII в. шахматная фигурка, изображающая барабанщика с бубном, найдена в Волковыске. Костяная фигура шахматного коня, обнаруженная в поселении XI в. в верховьях Птичи, является древнейшим предметом такого рода из открытых археологами на всей территории восточнославянских земель.

На развитии материальной культуры Западной Руси Х-ХII вв. положительно сказывались торговые связи. Белорусские купцы вместе с киевлянами вели торговлю с Царьградом, откуда привозили шелковые ткани, кружева, вина, мыло, различные лакомства. У варягов покупали бронзовые и железные изделия, олово, свинец. У арабов — бисер, драгоценные камни, ковры, сафьян, пряности. В западные страны продавались льняные ткани, выделанные кожи, смола и воск высокого качества, хмель, мед, меха. Из них привозили металлы, вино, соль, сафьян, перчатки, крашеную пряжу, предметы роскоши. О наличии именно таких торговых связей свидетельствуют клады этого времени, которые находят поблизости городов и погостов, по берегам больших рек, на волоках. В кладах хранились римские, византийские, арабские, западноевропейские монеты, даже отчеканенные в VIII-Х вв.

Духовно-культурный уровень племен, на основе которых впоследствии возникла белорусская народность, во многом зависел от их религиозных представлений. В это время, как и в последующие периоды, именно они являлись основой духовной культуры, мировоззрения обычаев и норм поведения людей. Дохристианской религией на территории Беларуси было язычество. Для него характерны обожествление природных сил и стихий (пантеизм), вера в реальное существование души, добрых и злых духов (анимизм), наделение человеческими чертами и качествами природных явлений, богов, мифических существ (антропоморфизм), вера в чудодейственную силу отдельных материальных предметов (фетишизм), представления о сверхъестественном родстве между людьми и определенными видами животных и растений (тотемизм), культ предков и др.

До принятия христианства предки современных белорусов обожествляли силы природы (воду, огонь, землю), животных, растения, деревья. Культ сил природы приводил к поклонению человекоподобному божеству — виде, берегине, русалке. Развитие земледелия и скотоводства стимулировало появление и распространение верований и обрядов, связанных с земледельческим культом, выражавшимся в зимних, весенних, летних и осенних празднествах. Развитие родоплеменной организации, создание союзов племен, выделение социальной верхушки приводило к изменениям религиозных представлений. Культ семейно-родового предка, патриарха (род, рожаница, дед, щур, чур) становится основой культа племенного бога. Постепенно из них складывается общий пантеон, выделяются главные божества, которых почитают все или многие племена. Существовали языческие святилища и особые служители богов — волхвы. Религиозные представления восточных славян явились основой складывания обычаев.

О жизни наших предков, и в частности о радимичах, рассказано в «Повести временных лет»: «Жьвяху в лесе, якоже всяки зверь, ядуще все нечисто, и срамословие в них пред отцы и пред снохами; и братцы не бываху в них, но игрища межю селы…» (7, 32). Если судить по этой записи, то получается, что наши пращуры были на этом этапе в первобытном состоянии, находились на низком уровне развития культуры. Однако современные ученые полагают, что это описание обычаев радимичей, присущих им пережитков язычества и патриархально-родовых отношений носит пристрастный характер.

Несомненно, на автора влияли факторы политического и религиозного характера. Как апологет интересов киевских князей он стремился оправдать их право, в том числе и моральное, на присоединение к Киеву всех остальных восточнославянских земель. Как верующий христианин, он, конечно же, не мог принять культуру, верования и обычаи язычников. Отсюда стремление исказить, подать в неприглядном виде все дохристианское. Брак, совершенный по обычаям языческой веры, подвергался критике. Если наши предки ели «скоромное» в «постный» день, то летописец пишет, что они ели «нечистое».

Еще в первобытно-общинную эпоху у восточных славян возникла устная обрядовая поэзия — весенний, летний, осенний и зимний циклы. Исходя из языческих религиозных верований, предки белорусов обожествляли стихийные явления природы, а также солнце, луну, реки и озера, деревья и камни — все значительное, что окружало и влияло на их жизнь. До повсеместного распространения христианства наши пращуры «клали требы озерам и рекам, ради немощи очныя умывались в кладезях и повергали сребреники» (8, 8).

Не только в IХ-Х вв., но и в более позднее время они почитали бога создателя жизни, неба и всего окружающего, который носил несколько имен — Сварог, Стрибог, Световид. Его также называли Родом, а еще чаще Днем. Дивом. Солнечными божествами были Даждьбог, Каляда, Хорс и Ярило. Перун был богом грома и молнии. Богом урожая и достатка был Купала. Силу человеку на новый день давала вестница солнца Денница. Женским божеством прядения и ткачества была Мокошь. Перепут согревал огнем и помогал кузнецам. От Тура зависел успех на охоте. Велесу принадлежал подземный мир, а на земле он помогал пастухам и заботился о домашних животных. Лада была богиней любви и весеннего пробуждения. Богом погребального огня был Знич.

Наши пращуры верили, что существовали как добрые духи, оберегавшие человека от напастей, так и злые, враждебно настроенные к людям. Это последние засевали поля камнями, отнимали у коров молоко, насылали другие несчастья. Вокруг человека действовали силы, с которыми нужно было жить в согласии, слушаться их, соблюдать табу. Считалось, что в мире идет непрекращающаяся борьба многоликих Белобога и Чернобога, которые воплощали соответственно добро и зло, свет и тьму. Согласно язычницким верованиям, огонь был очищающей силой. Именно поэтому огню предавались тела умерших, вещи, которыми они пользовались при жизни.

Похороны предков представляли собой сложную обрядность, которая отражала представления о жизни души. Считалось, что после смерти тела душа остается жить, отлетая в «тридевятое царство», в рай. Такие элементы обряда похорон, как плач, поминки, игры-состязания были связаны с семейно-родовым погребальным культом. Каждое из племен по своим, только ему присущим правилам хоронило умерших. Кривичи, например, сжигали труп умершего, останки собирали в специальные сосуды, над которыми затем делали насыпи. По периметру их обкладывали камнями. Дреговичи клали трупы на землю и насыпали над ними курганы. Радимичи до X ст. сжигали умерших, а позже клали на специальное ложе, посыпанное пеплом, и над ним делали насыпь. Более сложный погребальный обряд, как правило, свидетельствует и о более высоком уровне развития культуры. Обязательными для погребального обряда были поминки, на которых душа также присутствовала и слушала, что и как говорят об умершем. Следует заметить, что «творяху тризну», наши предки, как и в повседневной жизни того времени, не злоупотребляли алкогольными напитками. Медовуху, а позже и пиво (водку на Беларуси до XVI в. вообще не знали) во время поминок пили «по кругу», передавая «чару» в направлении движения солнца, и только трижды.

Повсеместно был распространен культ предков. Празднования в честь усопших предков проводились несколько раз в году. Значительными были осенние Дзяды, весенняя Радуница — праздники, когда поминались усопшие. В эти дни души предков — их называли дзядами независимо от возраста, в котором человек покидал этот свет, — приходили в дома к своим родным, где их уже ожидали. Двери или окна были открыты, на столе стояла чарка и хорошее угощение для «дзядов». Вечером люди шли на могилы, где зажигали огни — знички.

В устном поэтическо-былинном творчестве белорусов — в сказках, песнях, преданиях и былинах — выражалась любовь к своей земле — родине, стремление к свободе, уважение к человеку, его труду, неприятие притеснения и угнетения. В общерусском былинном эпосе есть следы кривичско-белорусских былин, и в частности легенда о Волоте Волотовиче, былина о Волхве Всеславиче. В Х-ХIII вв. героями эпических произведений становились исторические личности, преимущественно князья и выдающиеся выходцы из народа.

Трудно переоценить культурно-политическое значение официального принятия христианства на Руси в 988 г. Принятие этой веры включало восточнославянские земли в христианский мир, присоединяло их к тысячелетней культурной традиции греко-римской цивилизации. Оно поднимало Русь на боле высокий уровень взаимоотношений с европейскими странами и народами. В идеологическом, религиозно-культурном плане она попадала в орбиту Византийской империи, в «византийское сообщество народов». Единая общегосударственная религия сыграла свою положительную консолидирующую роль во всех сферах общественной жизни и прежде всего в культурно-духовной. Она венчала и упрочивала древнее мировоззрение людей, придавала ему более возвышенный, утонченный характер. Благодаря этому судьбоносному факту Киевская Русь оставила потомкам великолепное искусство и блестящую литературу. О том, как распространялась новая религия в Полоцкой земле можно судить по некоторым документальным источникам. Есть известие, например, что уже в IX в. здесь были христиане, т.е. эта религия стала утверждаться в Беларуси в то же время, как и в Польше, Дании, Швеции, Норвегии, Хорватии и др. европейских странах. Господствующей же религией здесь христианство стало лишь в конце ХII — ХIII в., когда ему удалось, в основном, преодолеть мощные языческие традиции. Сразу же после крещения населения в Киеве водным путем, по Днепру, в Новгород отправились с миссией христианизации греческие и болгарские священнослужители. Сопровождал их дядя великого князя — Добрыня с войском. Путь миссии пролегал через Туров и Полоцк, где местные язычники приводились к новой вере. В самом Полоцке и Турове возникли епархиальные центры. Отдельные историки полагают, что первое полоцкое епископство было создано не позднее 992 г., а туровское — в 1005 г. Известно, что Рогнеда не только стала христианкой, но и. как уже отмечалось, приняла монашеский постриг. Изяслав, ее сын, был христианином и с уважением относился к духовному и монашескому сану. Известно также, что при нем в Полоцке уже был один христианский храм. Понимая перспективы новой религии, возможности, которые она несла государству и народу, в том числе и широкие общеевропейские политические выгоды, полочане постепенно склонялись к христианству греческого обряда. Становление новой религии в белорусских землях шло по схеме: князь — дружина — город — деревня.

Конечно же, между новой, христианской верой и старой, языческой имела место определенная борьба. Недаром же процесс христианизации растянулся на века. Очевидно, при этом не обходилось и без насилия, о чем свидетельствует народная примета, что встреча с монахом, попом чревата бедой. Скорее всего, длительное время византийская иконопись процветала за стенами городов и монастырей, а в отдаленных от них местах продолжались языческие пляски, колдовали старухи, приносили людей в жертву злым богам волхвы. Сначала одна культура накладывалась на другую, а слились они гораздо позднее. При этом христианство приспосабливало свои праздники и обряды к древнему народному календарю, языческим наездникам придавался церковный смысл, прежним богам присваивались имена христианских святых. Т.е. религиозным верованиям был присущ характерный синкретизм — органическое взаимопереплетение древних языческих с более поздними христианскими представлениями.

Благотворным было влияние христианства на распространение письменности, образования, искусства, а также на изменение нравов. После крещения вставала острая необходимость в расширении христианского просвещения, литургических текстах, подготовке церковных служителей, строительстве и насыщении церковной утварью храмов. В результате религиозной потребности стала распространяться славянская азбука, разработанная в 863 г. просветителями Кириллом и Мефодием и названная затем «кириллицей».

Вместе с христианством на Руси стали появляться произведения древнеримской и древнегреческой литературы. На западнорусских землях распространялись своды житий святых, служившие нравственным примером и пособием по изучению истории, сочинения отцов церкви, сборники философско-религиозного содержания — Златоуст, Златоструй, Измарагд. Без сомнения, здесь распространялись и произведения светской древнерусской литературы. Кстати будет заметить, что в это время важнейшими культурно-просветительскими центрами на территории Беларуси были монастыри: Туровский (Варваринский), Мозырский (Петропавловский и Параскевы), Полоцкий (Борисоглебский). Открытие в монастырях своеобразных мастерских (скрипториев) по переписыванию книг содействовало распространению письменного слова. В скрипториях переписывались Святое Писание и произведения отцов церкви, патерики и жития, византийские хроники и местные летописи. Известно, что в XI в. при епископских кафедрах в Полоцке и Турове работали монастырские школы, где монахи преподавали детям зажиточных горожан основы письма и чтения. В XII в. такая школа работала при женском монастыре в Полоцке (1, т. 10, 62).

Лён

Лен цвел чудесными голубенькими цветочками, мягкими и нежными, как крылья мотыльков, даже еще нежнее! Солнце ласкало его, дождь поливал, и льну это было так же полезно и приятно, как маленьким детям, когда мать сначала умоет их, а потом поцелует, дети от этого хорошеют, хорошел и лен.

— Все говорят, что я уродился на славу! — сказал лен. — Говорят, что я еще вытянусь, и потом из меня выйдет отличный кусок холста! Ах, какой я счастливый! Право, я счастливее всех! Это так приятно, что и я пригожусь на что-нибудь! Солнышко меня веселит и оживляет, дождичек питает и освежает! Ах, я так счастлив, так счастлив! Я счастливее всех!

— Да, да, да! — сказали колья изгороди. — Ты еще не знаешь света, а мы так вот знаем, — вишь, какие мы сучковатые!

И они жалобно заскрипели:

Оглянуться не успеешь,

Как уж песенке конец!

— Вовсе не конец! — сказал лен, — И завтра опять будет греть солнышко, опять пойдет дождик! Я чувствую, что расту и цвету! Я счастливее всех на свете!

Но вот раз явились люди, схватили лен за макушку и вырвали с корнем. Больно было! Потом его положили в воду, словно собирались утопить, а после того держали над огнем, будто хотели изжарить. Ужас что такое!

— Не вечно же нам жить в свое удовольствие! — сказал лен. — Приходится и потерпеть. Зато поумнеешь!

Но льну приходилось уж очень плохо. Чего-чего только с ним не делали: и мяли, и тискали, и трепали, и чесали — да просто всего и не упомнишь! Наконец, он очутился на прялке. Жжж! Тут уж поневоле все мысли вразброд пошли!

Я ведь так долго был несказанно счастлив! — думал он во время этих мучений. — Что ж, надо быть благодарным и за то хорошее, что выпало нам на долю! Да, надо, надо!.. Ох!

И он повторял то же самое, даже попав на ткацкий станок. Но вот наконец из него вышел большой кусок великолепного холста. Весь лен до последнего стебелька пошел на этот кусок.

— Но ведь это же бесподобно! Вот уж не думал, не гадал-то! Как мне, однако, везет! А колья-то все твердили: Оглянуться не успеешь, как уж песенке конец! Много они смыслили, нечего сказать! Песенке вовсе не конец! Она только теперь и начинается. Вот счастье-то! Да, если мне и пришлось пострадать немножко, то зато теперь из меня и вышло кое-что. Нет, я счастливее всех на свете! Какой я теперь крепкий, мягкий, белый и длинный! Это небось получше, чем просто расти или даже цвести в поле! Там никто за мною не ухаживал, воду я только и видал, что в дождик, а теперь ко мне приставили прислугу, каждое утро меня переворачивают на другой бок, каждый вечер поливают из лейки! Сама пасторша держала надо мною речь и сказала, что во всем околотке не найдется лучшего куска! Ну, можно ли быть счастливее меня!

Холст взяли в дом, и он попал под ножницы. Ну, и досталось же ему! Его и резали, и кроили, и кололи иголками — да, да! Нельзя сказать, чтобы это было приятно! Зато из холста вышло двенадцать пар… таких принадлежностей туалета, которые не принято называть в обществе, но в которых все нуждаются. Целых двенадцать пар вышло!

— Так вот когда только из меня вышло кое-что! Вот каково было мое назначение! Да ведь это же просто благодать! Теперь и я приношу пользу миру, а в этом ведь вся и суть, в этом-то вся и радость жизни! Нас двенадцать пар, но все же мы одно целое, мы — дюжина! Вот так счастье!

Прошли года, и белье износилось.

— Всему на свете бывает конец! — сказало оно. — Я бы и радо было послужить еще, но невозможное невозможно!

И вот белье разорвали на тряпки. Они было уже думали, что им совсем пришел конец, так их принялись рубить, мять, варить, тискать… Ан, глядь — они превратились в тонкую белую бумагу!

— Нет, вот сюрприз так сюрприз! — сказала бумага. — Теперь я тоньше прежнего, и на мне можно писать. Чего только на мне не напишут! Какое счастье!

И на ней написали чудеснейшие рассказы. Слушая их, люди становились добрее и умнее, — так хорошо и умно они были написаны. Какое счастье, что люди смогли их прочитать!

— Ну, этого мне и во сне не снилось, когда я цвела в поле голубенькими цветочками! — говорила бумага. — И могла ли я в то время думать, что мне выпадет на долю счастье нести людям радость и знания! Я все еще не могу прийти в себя от счастья! Самой себе не верю! Но ведь это так! Господь бог знает, что сама я тут ни при чем, я старалась только по мере слабых сил своих не даром занимать место! И вот он ведет меня от одной радости и почести к другой! Всякий раз, как я подумаю: Ну, вот и песенке конец, — тут-то как раз и начинается для меня новая, еще высшая, лучшая жизнь! Теперь я думаю отправиться в путь-дорогу, обойти весь свет, чтобы все люди могли прочесть написанное на мне! Так ведь и должно быть! Прежде у меня были голубенькие цветочки, теперь каждый цветочек расцвел прекраснейшею мыслью! Счастливее меня нет никого на свете!

Но бумага не отправилась в путешествие, а попала в типографию, и все, что на ней было написано, перепечатали в книгу, да не в одну, а в сотни, тысячи книг. Они могли принести пользу и доставить удовольствие бесконечно большему числу людей, нежели одна та бумага, на которой были написаны рассказы: бегая по белу свету, она бы истрепалась на полпути.

Да, конечно, так дело-то будет вернее! — подумала исписанная бумага. — Этого мне и в голову не приходило! Я останусь дома отдыхать, и меня будут почитать, как старую бабушку! На мне ведь все написано, слова стекали с пера прямо на меня! Я останусь, а книги будут бегать по белу свету! Вот это дело! Нет, как я счастлива, как я счастлива!

Тут все отдельные листы бумаги собрали, связали вместе и положили на полку.

— Ну, можно теперь и опочить на лаврах! — сказала бумага. Не мешает тоже собраться с мыслями и сосредоточиться! Теперь только я поняла как следует, что во мне есть! А познать себя самое — большой шаг вперед. Но что же будет со мной потом? Одно я знаю — что непременно двинусь вперед! Все на свете постоянно идет вперед, к совершенству.

В один прекрасный день бумагу взяли да и сунули в плиту; ее решили сжечь, так как ее нельзя было продать в мелочную лавочку на обертку масла и сахара.

Дети обступили плиту; им хотелось посмотреть, как бумага вспыхнет и как потом по золе начнут перебегать и потухать одна за другою шаловливые, блестящие искорки! Точь-в-точь ребятишки бегут домой из школы! После всех выходит учитель — это последняя искра. Но иногда думают, что он уже вышел — ан нет! Он выходит еще много времени спустя после самого последнего школьника!

И вот огонь охватил бумагу. Как она вспыхнула!

— Уф! — сказала она и в ту же минуту превратилась в столб пламени, которое взвилось в воздух высоко-высоко, лен никогда не мог поднять так высоко своих голубеньких цветочных головок, и пламя сияло таким ослепительным блеском, каким никогда не сиял белый холст. Написанные на бумаге буквы в одно мгновение зарделись, и все слова и мысли обратились в пламя!

— Теперь я взовьюсь прямо к солнцу! — сказало пламя, словно тысячами голосов зараз, и взвилось в трубу. А в воздухе запорхали крошечные незримые существа, легче, воздушное пламени, из которого родились. Их было столько же, сколько когда-то было цветочков на льне. Когда пламя погасло, они еще раз проплясали по черной золе, оставляя на ней блестящие следы в виде золотых искорок. Ребятишки выбежали из школы, за ними вышел и учитель; любо было поглядеть на них! И дети запели над мертвою золой:

Оглянуться не успеешь,

Как уж песенке конец!

Но незримые крошечные существа говорили:

— Песенка никогда не кончается — вот что самое чудесное! Мы знаем это, и потому мы счастливее всех!

Но дети не расслышали ни одного слова, а если б и расслышали — не поняли бы. Да и не надо! Не все же знать детям!

КУЛЬТ ПРЕДКОВ (аудиокнига, автор Владимир Шемшук).


Похожие статьи.

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: