Молитвенное призывание и почитание святых 7 глава

Зачем при молитве обращаться к Иерусалиму и храму? (3Цар. 8,48; Дан. 6,10). Моление пред образом обращено к Первообразу и приемлется Им. Именно это движение души, направленное к Богу, делает картину – иконой. Поэтому и воздавалось ковчегу Завета почтительное поклонение, что его присутствие устремляло сердце к Богу и порождало молитву. Что делает икону святыней? – наша молитва пробуждаемая ею. Следовательно, святость иконы находится не в ней самой, а вне её – в душе молящегося пред ней. Туда сходит Господь. Когда икона отделена от молитвы, если пред нею не молятся, а лишь украшают интерьер, то нет в ней никакой пользы, а значит и святости. Равно и святость Библии заключается не в корках переплёта, а тех чувствах, которые она рождает в душе читающего её. Если Библия стоит на полке для украшения – нет в ней никакой пользы. Это – бумага и краски. Но когда найдётся душа внимающая – та же книга становится святыней. Так и икона. Библия становится святыней не потому, что она о чём то информирует, а потому что рождает благоговение и молитву к Богу. Так и икона не прикрасами и разукрасами служит нам, а для рождения тех же чувств.

Никто не станет отрицать, что, даже глядя на звёзды или красоты природы, можно славить Сотворившего. Как многочисленны Твои дела, Господи! Всё сделал Ты премудро! (Пс. 103:24). Значит, можно глядя на земное, воспевать Небесное! И этот зримый путеводитель к Незримому Богу становится “мерзостью пред лицем Божиим” только тогда, когда люди поклоняются звёздам и стихиям вместо Бога, сотворившего их.

Итак, мы подошли к главному вопросу иконопочитания: принимается ли поклонение пред образом Самим Первообразом т.е. есть ли связь между ними? Одного из старейшин “Свидетелей Иеговы” я спросил: “А будет ли грехом, если к изображению Христа в вашем журнале дорисовать рожки, копытца и т.д.? Не согрешит ли нарисовавший против Самого Христа?” На что старейшина, поняв к чему я клоню, сказал: “Зачем же портить журнал? Он деньги стоит, и может пригодиться для проповеди”. Странный ответ, не правда ли? Слишком холодный, чтобы претендовать на подлинно-христианский, и слишком неестественный, чтобы казаться нормальным. Мать, целующая фотографию любимого сына не вызывает у протестантов отвращения. Ведь не к фотобумаге она изливает чувства, а к сыну. И традиционная православная формула о мысленном восхождении от образа к Первообразу в данном случае понятна и принимается протестантами безоговорочно.

В “Откровении” сказано, что в конце времён служители сатаны сделали образ зверя… и дано ему было вложить дух в образ зверя(Откр. 13:14-15). Если дьявол будет действовать через образ, то есть сообщать поклонникам свою силу, то неужели Бог не силен Своею благодатью действовать через Свой образ? То, что экстрасенс через образ (фото) может воздействовать на первообраз (человека), есть явное свидетельство возможности установления связи между образом и первообразом, метафизической связи. Да и как же этот “зверь” сможет воздействовать на христиан, если связи образа с первообразом нет?

Связь эта носит личностный характер. Что объединяет портрет с тем, кто на нём изображен? Одна и та же личность. Глядя на портрет, мы говорим: “Это Иван Иванович” и, глядя на самого Ивана Ивановича, говорим так же. Их вовсе не объединяют форма, вещество, цвет, объём, вес или даже внешние данные. Их объединяет тождество личности. У них одно имя. А имя – это указатель не естества, а личности. Василий Великий об этом говорит так:“Царём называем и изображение царя, хотя это и не два царя. Ибо власть не рассекается и слава не разделяется. Ибо как правящие нами начальства и власть одна, так и идущее с нашей стороны славословие – одно, а не многие, потому, что честь, воздаваемая изображению, переходит на первообраз”.[164]

Библия – это также совокупность образов, преподанных нам словами. И протестанты достаточно благоразумны, чтобы не заворачивать пирожки в страницы из Библии. В данном случае они почему-то признают связь образов с первообразами! Хотя если даже на Библию (книгу) посмотреть так, как протестанты смотрят на икону, то и это не более чем обычная бумага и краски. Да, икона писана символами, и протестантам непонятна, но ведь и Библия писана так же. И если она написана символами, нам непонятными (на непонятном нам языке), то от этого она не перестает быть Словом Божиим. Так и икона есть образ Бога, независимо от того, все ли это понимают.

Вернемся все же опять к негативной стороне отрицания метафизической или просто психологической связи рисованного с действительным. Если кто-либо из протестантов станет обижаться на то, что некто презрительно плюнул на его фотографию, то нарушит собственную убеждённость в абсолютной раздельности образа с первообразом. Не стоит обижаться! Оскорбление нанесено бумаге, краскам, но никак не тому, кто на ней изображён. А то, что попутно плюющий произносил ваше имя, так это тоже к вам не относится, он ведь не на вас плюнул! Если кому-то покажется приводимый ход мысли непротестантским, привожу слова Павла Рогозина: “Восточная Церковь… и поныне боготворит целый сонм “чудотворных икон”, служит иконам акафисты и молебны… поклонение иконам вошло в Церковную практику “с незапамятных времён”[165]. Мы не боготворим иконы, а поэтому не им служим акафисты и молебны и не им поклоняемся, а Богу. Определение: “служение и поклонение иконам” предполагает собой полное отсутствие того, о чем мы говорили выше: связи образа с первообразом.

А если протестанты правы и её действительно нет, то и поклонение ковчегу не более чем поклонение ящику и вышеперечисленные ляпсусы об оскорблении образа – нормальны. Однако Слово Божие говорит обратное. Бог не чуждается Своих образов. Он действует и даже чудотворит через рукотворные предметы, символизирующие Его Самого.

Древние, взирая на прообраз попрания сатаны (медный змей), спасались от смерти, а мы, молитвенно взирая на образ Поправшего – идолопоклонники?! Нелогично. По поводу медного змея протестанты возразят, что Бог тогда действовал через образ потому, что у израильтян была слабая вера в невидимое, и потому им нужен был этот “фетиш”, как выражается Рогозин.[166] Но тогда придётся признать и Моисея маловерным. Это ему сказал Бог: Я буду открываться тебе и говорить с тобою… посреди двух херувимов (Исх. 25:22), то есть тоже через видимый образ. Получается, что у любого протестанта вера в невидимое сильнее веры Моисея и Давида!

О чудесах от ковчега знает каждый, кто читал Ветхий Завет. Вспомним хотя бы о падении идолов в храме Дагона (1Цар. 5:1-12) или переход через Иордан, как некогда через Красное море (Нав. 3:5), обнесение ковчега вокруг Иерихона (Нав. 6:5-7) и так далее. А сколько чудес и исцелений от икон знает христианская история, начиная с первых веков и до наших дней. Но для протестантов чудеса от икон – это «более печальное заблуждение«,[167] чем само иконопочитание. Почему протестантам, словно атеистам, нужно доказывать, что Церковью не “приписывалось совершение чудес и исцелений”[168] от икон, а они действительно случаются на самом деле?

Помимо вышеперечисленных примеров поклонения Богу перед ковчегом в Ветхом Завете на страницах Новозаветных мы также видим поклонение образу Бога невидимого. Дело в том, что всё поклонение Богу в Библии и в христианском мире – это поклонение через образ: невидимому Отцу через явленного Сына. Сам Христос есть образ Бога невидимого (2Кор. 4,4;Кол. 1,15; Евр. 1,3). Поклонение Христу приемлется ли Отцом? Вне сомнений! Ибокто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, пославшего Его (Ин. 5:23).Бога не видел никто никогда. Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил(Ин. 1:18). Человек Иисус явил образ – икону Бога. И этот Образ находится в теснейшей связи с Первообразом. Авраам видел не естество, а образ Бога, и, падши, поклонился. Бог принял это поклонение и вступил в завет с Авраамом. Значит, Богу угодно принимать поклонение, совершаемое через Его образы.“Честь, оказываемая Христу, принимается Отцом. Честь, оказываемая образу, восходит к Первообразу”.[169]

Благоговейное отношение к образу Христа мы видим и у самих протестантов. В частности, баптисты, почитая в обряде хлебопреломления[170]хлеб и вино – символами (или иначе: образами, знаками) Тела и Крови Христа, весьма трепетно относятся к этим символам. Хлебом не крошат и, вкушая с вином, мысленно возносятся на Голгофу или тайную вечерю (кто куда, но в любом случае – ко Христу). Так, рукотворный образ Христа возводит баптиста к Первообразу. Почему же другого рода рукотворенные образы вызывают у баптистов прямо противоположные чувства? Не должно ли им пред образом Христа благоговеть так же, как перед образом Его искупительной жертвы? Почему образ Тела и Крови свят, а образ Самого Христа – идол?

О том, что и в новозаветное время, вплоть до времен антихриста у христиан будут в употреблении иконы, говорит апостол Иоанн Богослов, упоминая о лжеиконе зверя. А дьявол, как известно, как негатив, копирует во всем Бога.Сделали образ зверя (Откр. 13:14). Зверь выйдет из бездны не для того, чтобы прельщать язычников или еретиков, а, если возможно, и избранных(Мф. 24:24). Как же сможет его чудотворное изображение повлиять на христиан, если у них не будет вообще никаких изображений для поклонения?! Как можно прельстить иконой зверя того, для кого и икона Христа – мерзость языческая? (Иер. 7:30)? Если в конце времён “избранными” окажутся баптисты, то их никакими изображениями, даже самыми чудотворными не проймёшь! Если же силы зла пускаются на такую уловку, значит, истинные христиане – это те, в сознании которых будет жить благоговейное почитание чудотворных икон Христа. Итак, создание фальшивой иконы предполагает наличие подлинной. И указание на поклонение в конце времён образу зверя свидетельствует о том, что оно попытается подменить собой естественное для христиан поклонение образу Бога Истинного.

Поклонение (даже жест) пред образом настолько связано с поклонением Первообразу, что в эпоху иконоборчества христиане жертвовали жизнью, отказываясь от попирания икон. И иная сторона: для христианина лучше отдать тело на муки, чем поклониться образу ложного бога. Не древесина и отделка так неприемлемы (или любимы) были для мучеников, а те первообразы, которые за ними скрывались. Образы ложных богов есть принадлежность отца лжи (Ин. 8:44). Образ истинного Бога (1Ин. 5:20) есть принадлежность Истины. Если изображение кесаря делает монету его собственностью, то и изображение Христа делает икону собственностью Христа (Мк. 12:16-17). Следовательно, тот, кто выбрасывает из Церкви Христовой Его изображения, тот выбрасывает не человеческое, а Христово.

Что бы вы сказали о человеке, который рубит сук, на котором сидит? Скажете, что так поступает только классический глупец. Нет. Так всякий раз поступают и протестанты когда берутся за изложение пространных тезисов о том, что изображать Христа в принципе невозможно. Когда их богословы сопрягают “ослабление веры в невидимое” с тем, что “проповедь устная стала заменяться пояснением изображенного того или иного события Священной истории”.[171] Но ведь всем известно, что, например, «Детская Библия», как и другие иллюстрированные издания, представляют собой именно то, о чём сказано выше.

Мы не обвиняем баптистов в том, что они, где это необходимо, изображают Христа и во время Его земного уничижения, и в небесной славе. Странно только при этом слышать от них, что это “невозможно” и “неразумно”. Автор “исключительного по своей ценности богословского труда” П.И. Рогозин посвятил этому целых две страницы. “Где тот художник, который смог бы изобразить Христа воскресшего, Христа прославленного?”,[172] – спрашивает он. Конечно, изобразить Христа во славе, Который обитает в неприступном свете, Которого никто из человеков не видел и видеть не может(1Тим. 6:16), фотографически невозможно, но ведь и такой задачи перед собой никто не ставит. А образ Христа воскресшего, как видим, вполне под силу нарисовать и баптистскому художнику.

Православная икона имеет своей целью изображение личности, а не внешних данных. Поэтому нам представляются нелепыми обвинения следующего порядка:“Сходство иконы с прототипом всегда была больным местом в попытках изображать Божественный прототип по причине неадекватности и испорченности человека после грехопадения. Отсюда возникает другой вопрос – насколько изображение на иконе схоже с прототипом”.[173] Или: “Все изображения Христа, Девы Марии и святых не соответствуют данным Священного Писания”.[174]

У православных возникает ответный вопрос: откуда у баптистов “данные Священного Писания” о внешности Девы Марии и святых, чтобы обвинять нас в том, что наши иконы им не соответствуют? Задача иконы – устремить сердце человека к личности, изображённой на ней, а не показать, как выглядел тот или иной святой.

“Прочтите первую главу Откровения Иоанна Богослова, – советует нам П.И. Рогозин, – и вы увидите, что изобразить Христа во всей Его небесной славе немыслимо”.[175] Прочли. В первой главе “Откровения” апостол Иоанн изобразил Христа во славе посредством слова. И, как сказал преподобныйФеодор Студит, “образ Его начертан апостолами и сохраняется до настоящего времени”.[176] Кроме того, визуально воскресший Христос также являл Себя вполне изобразимым.

Мария Магдалина приняла Христа за садовника (Ин. 20:14). И когда Фома влагал персты свои в ребра Господни, Тот вряд ли имел тот вид, который описывает Иоанн Богослов в “Откровении”.

“Изображать Христа в Его земном уничижении – неразумно”,[177] – утверждают баптисты. Аргументируют они это тем, что ныне Сын Божий пребывает во славе и менее чем Он есть, мы его “никогда не увидим”. Однако,“Христос не постыдился прийти во плоти – почему же христиане должны стыдиться плоти Своего Бога? Высшая слава Спасителя – в Его любовном смирении, в самоумалении Творца ради Его Творений. И лобзая икону плоти Христовой – мы лобзаем смирение Сына и любовь Того, Кто “так возлюбил мир”.[178] Да и редко какая баптистская книжка для начинающих обходится без этого “неразумного” изображения Христа.

Подобно тому, как существует множество интерпретаций Священного Писания, существует и множество образов Христа, преподаваемых в Его изображениях различными деноминациями. Например, у “Свидетелей Иеговы” – это молодой красивый мужчина европейского типа, атлетического телосложения с аккуратной прической и бородой. Это образ, отвечающий современным требованиям запада. Эдакий гарант здоровья и успеха, являющий их в себе. Это превосходный дилер, умеющий вести дела Своего Отца и гарантирующий нетрудное спасение, плюс “чувство глубокого удовлетворения” тем, кто признает действительным Его искупительный подвиг. Второй из наиболее распространенных образов Христа – это образ католический. Чувственный, изнеженный, плотяной. Такой образ Христа порождает такой же образ молитвы, вершина которой – экстаз святой Терезы у креста с распятием. Православный образ Христа – это прежде всего образ Бога, Который, движимый одною любовью, уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобно человекам(Флп. 2:7). ЭтоАгнец Божий, Который берёт на Себя грех мира (Ин. 1:29). И тут уже не так важны детали изображения. Важен образ, который он являет. Икона не силится отобразить ни внешность Спасителя, ни, тем более, Его Божество. Православная каноническая икона весь акцент ставит на Личности, Которую и являет и проповедует. Той Личности, Которая узнаваема, ибо описана в Библии. И если уж ставить вопрос о реальности образа в иконе, то ответ будет: да, образ, изображённый на канонической иконе, правдив потому, что соответствует тому образу Спасителя, который преподан (изображён) апостолами через Писание.

Протестантские журналы и плакаты тяготеют к чувственному, фотографическому изображению. Та же разница в иконографии православной и католической. Последняя также увлекается чувственностью и прикрасами. Часто протестанты, не будучи в состоянии отличить православную икону от католической, обрушиваются с критикой на православную, подразумевая католическую. Так, критикуя католический образ Христа-Вседержителя (с распущенными ухоженными волосами, томным вглядом и в драгоценном одеянии), они подчеркивают, что “по внешнему своему облику и одежде Спаситель ничем не отличался от своих современников”.[179]

Как часто в протестантском богословии образы святых и Самого Христа искажаются, словно в кривом зеркале. Оно (протестантское богословие), как короткое одеяло, которого не хватает для того, чтобы охватить (т.е. осмыслить) всё Писание целиком. Вот и П.И. Рогозин в своём иконоборческом порыве вдруг доказывает, что апостолам настолько противопоказано видение уничижённой плоти Христовой, что они видеть её и не желали бы, если б даже смогли: “Конечно, видеть Его в земной жизни было несравненным счастьем, однако Павел и христиане того времени … не должны были иметь видимым объектом уничижённой плоти Христовой, если бы такая возможность вдруг появилась”.[180] Но почему так вреден стал образ уничижённого Спасителя для христиан? Неужели отвернули бы апостолы свои лица от Иисуса на пути в Еммаус, если бы узнали Его? По воскресении Христос наставлял учеников, в продолжение 40 дней являясь им и говоря о Царствии Божием (Деян. 1:3). Он также явился более нежели 500 братий в одно время (1Кор. 15:6). По логике Рогозина, остается предположить два варианта: 1) То ли Иисус являлся христианам как Господь господствующих… Которого никто из человеков не видел и видеть не может(1Тим. 6:16) или по крайней мере таким, каким его видел Савл (Деян. 9:3). 2). То ли Он являлся вполне описуемым, но тотчас при Его появлении все дружно отворачивались от Христа узнаваемого, ибо“не должны были они иметь видимым объектом”плоть осязаемую. Оба варианта выходят за рамки разумных.

В подтверждение своего вышеприведённого тезиса, П.И. Рогозин пишет:“Слушайте, что говорит об этом апостол Павел: “Если же и знали Христа по плоти, то уже не знаем (2Кор. 5:16)”.[181] Какой жестокий аргумент! Ведь полностью фраза апостола Павла звучит так: Потому отныне мы никого не знаем по плоти; если же и знали Христа по плоти, то уже не знаем (2Кор. 5:16). Итак, если предположить, что этот стих утверждает неизобразимость плоти Христа, то надлежит признать, что то же самое должно относится и ко всем христианам! (никого не знаем). Исходя из предпосылки Рогозина, здесь видится вполне категоричный запрет на изображение всех христиан (или вообще людей). А если Рогозин слова апостола о том, что христианин никого не знает по плоти понимает как невозможность видеть внешние, земные черты кого бы то ни было – то ближе всех к его пониманию этого стиха окажутся, пожалуй, мусульмане, если только паранджу наденут и на мужчин!

Заключая обсуждение вопроса о возможности или невозможности изображения Христа, не лишним будет заметить, что тайна Боговоплощения непостижима. А потому непередаваема ни словом, ни красками. То, что отчасти можно было описать словами – описали апостолы, и то, что отчасти описуемо красками – пишется на иконах. А посему, отрицающему частичную изобразимость Боговоплощения красками (а икона Богоматери с предвечным Младенцем на руках выражает именно этот догмат), надлежит отрицать и словесное описание великой благочестия тайны (1Тим. 3:16), ибо и слово изображает её также весьма образно и поверхностно.

Неизвестно по какой причине протестанты противопоставляют слова из (Ин. 4:23-24) православному иконопочитанию. При этом комментируя: “Бог – существо духовное. Поклонение Богу должно быть духовное. Таких духовных поклонников Бог ищет Себе”.[182] Если это противопоставление какой-то “телесной молитве”, то мы таковой молитвы не знаем. Есть телесные проявления духовной молитвы. Они не противоречат ни Писанию, ни даже протестантской практике поклонения Богу. У них ведь тоже есть поклоны и воздеяние рук. Поклоняться непосредственно Богу, если строго рассудить, может только обладающий всею полнотою познания Бога. А все мы (и баптисты в том числе) имеем лишь частичное познание Бога. Настолько, насколько Он нам Себя открыл. Таким образом, поклоняясь Богу и без иконы, мы поклоняемся тому образу Бога, который Он запечатлел в нашем сознании (Пс. 16:15). Поэтому утверждать, что поклоняющийся истинно – непременно поклоняется безо всякого образа – нелепо.

Человек духовно-телесен. Это можно сказать не только о нём самом. Но и о всех его проявлениях. Посему, анализируя религиозные (т.е. любовные) наши проявления, нельзя ограничиваться только рассудочным обоснованием причин и следствий. Ибо, измеряя правомочность религиозных действий только с точки зрения рациональной целесообразности, мы придём к неизбежному выводу: всякое телесное проявление духовного чувства, рассматриваемое само по себе, – абсурдно.

Например, преклонение колен. Вопрос: пред Кем?

— Пред Богом!

— А почему Вы повернулись именно туда, разве сзади Вас Бога нет? А если Он – везде, то есть ли смысл вообще куда-либо поворачиваться? Во-вторых, Вы преклонились, а разве это возможно пред Богом? Он и над и под вами! Это только человека можно оптически возвысить преклонением перед ним. А не взяли ли Вы этот человеческий жест из языческих церемоний поклонения бого-царям?

Иной пример: произнесение молитвы.

— Кому, брат, Вы молитесь?

— Богу!

– А что вы и впрямь думаете, что Он не знает Ваших нужд? Он ведь всё знает и наперёд! Или не думаете ли Вы напомнить Богу о Ваших проблемах? Он ведь ничего не забывает! А не взяли ли Вы это, братец, и языческих заклинательных хартий?

Конечно это абсурд, но примерно так выглядят “параллели” баптистов о иконопочитании. Следуя рациональной логике, придётся отменить всякое телесное действие в религии: воздеяние рук, песнопение, рукоположение, маслопомазание и т.д.

А теперь я предложу прекрасное и доходчивое объяснение наиболее частого вопроса протестантов об иконопочитании: “Почему вы их целуете?”

Религия – это любовь. И всякое проявление христианства – это проявление любви. Едва ли будет трудным понять влюблённого, который с благоговением и трепетом целует ручку своей возлюбленной. А между тем, с точки зрения “духовного поклонения” это – полный абсурд!

Итак, влюблённый любит душу своей дамы, однако, целует руку. Он целует руку не потому, что любит руку, не потому, что считает, что рука – это душа и т.п. Нет! Когда он целует ручку, он всею своею душою и всем помышлением стремится прильнуть к её душе, которую любит! Влюблённый не может поцеловать душу – она невидима. Ему, по большому счёту, всё равно какова рука (худенькая, пухленькая, маленькая, бледная…), он выражает свою искренность и любовь к душе! И дама (она, конечно, не так подозрительна как некоторые христианские конфессии) знает, что он не руко-фил, он влюблён в неё т.е. в её душу! Она не станет осуждать его за сей благоговейный поцелуй! Если для него это – прекрасно и любовно, то и для неё – также, ибо и она любит его!

С точки зрения анатомической, у него нет шансов поцеловать её саму (т.е. её личность, дух…), куда бы он её не целовал, он будет вынужден целовать части тела. Посему рациональный эксперт всегда сможет указать ему на целование пальцев и ладоней “вместо” той, в которую влюблён.

Такова ситуация православно-протестантской полемики об иконопочитании. Таков соблазн рационализма о душах не скрывающих любви.

Поклоняясь Богу духом и истиной, апостол Павел молился доисступленияв Иерусалимском храме (Деян. 24:11), в котором были изображения херувимов. Нет, он не изображениям молился, но в их присутствии. Храм был образом особого присутствия Божия, и апостол спешил туда так же, как спешит христианин в свой молитвенный уголок для более удобного общения с Богом. Мы можем молиться и на всяком месте и без икон. Но и в первом и во втором случае мы единодушны с апостолом. Наше поведение не противоестественно для апостольского сознания. И заметьте: мы молимся и с иконами и без них. И если мы, практикуя эти два способа воздеть душу к Богу, не отметаем первого, значит – он оправдывает себя. Он испытан, полезен. И это утверждают все те, которых в Православии называют святыми и в которых даже протестанты видят молитвенную зрелость и высоту.

Теперь обратимся к историческим претензиям протестантских богословов касательно иконопочитания. Тем более, что они претендуют на компетентное изложение церковной истории.[183] Например, Виктора Петренко“археологические данные наводят на мысль о том, что до конца второго века по Р. Х. христианского искусства как такового не существовало”.[184] П.И. Рогозин возникновение потребности в изображениях святых угодников связывает “с развитием поклонения Деве Марии и умершим святым, а позже и Самого Христа”.[185] Отсюда извлекаем два возможных вывода: А) то ли поклонение Христу у христиан возникло уже после развития поклонения Деве Марии и умершим святым, и поэтому иконы Христа появились позже. Б) при поклонении Христу у христиан почему-то не возникало потребности в Его изображении, тогда как Он по человечеству был так же изобразим, как те, которых они изображали.

“Большое влияние на появление изображений оказали те рисунки, которыми первохристиане старались напомнить образную речь Своего Божественного Учителя”[186] – полагает Рогозин. А “переход от рисунков, изображавших земную жизнь Христа, к изображению христиан, прославившихся своею мученической кончиной и подвигами”[187] он называет прямым нарушением второй заповеди и заблуждением, которое “распространилось с неимоверной быстротой”. Прежде всего, удивляет игра слов: “влияние на появление изображений оказали… рисунки”. А разве настенные рисунки, о которых упоминает Климент Александрийский (“рыбака у берега моря, вид которого напомнит нам апостола и детей, вынимаемых из воды”)не являлись изображениями?[188]

Реальное рассмотрение исторических фактов показывает, что появление этого “заблуждения”, исходя из найденных росписей в местах собраний первых христиан, датируется концом первого столетия.[189] Непонятно ещё то, почему “изображения земной жизни Христа” П.И. Рогозину представляются благочестивыми, а изображения мучеников – нечестивыми?

В IV веке символы, заменявшие образ Бога и понятные для прочтения небольшому кругу христиан, после легализации христианства Константином Великим стали непонятны для хлынувшего потока новообращенных. Исходя из этой новой потребности, несколько изменился характер церковного искусства. Более конкретное и ясное образное выражение не уничтожило символику первых веков, а лишь расширило и упростило язык написания образов.

В.И. Петренко полагает, что в этот период “икона сама по себе стала средством и центром как частной, так и общественной жизни церкви”.[190]Баптисты различны в этом вопросе. Так, например, М.В. Иванов ему в этом противоречит.[191] Так или иначе, центром духовной жизни Православной Церкви и средством этой жизни всегда был и остаётся Сам Бог, а не указующая на Него икона, тем более “сама по себе”. Во-вторых, хотя письменные свидетельства об употреблении икон в этот период есть, но их не так много, чтобы можно было сделать такое заключение. В любом случае они не укладываются в схему протестантской аргументации.

Тертуллиан упоминает об изображениях Спасителя на церковных чашах для причастия в виде доброго пастыря.[192] Тот же Тертуллиан, Минуций Феликси Ориген свидетельствуют о том, как язычники укоряли христиан за то, что они будто бы боготворили кресты, то есть, почитали священное изображение креста.[193] Историк Евсевий Кесарийский рассказывает, что он видел выполненные красками иконы апостолов Петра и Павла и Самого Спасителя, сохранившиеся от древних христиан.[194]

Итак, христиане первых веков, несомненно, чтили изображение креста Господня, об этом ясно свидетельствуют некоторые апологии первых веков:“Если ты, иудей, опять упрекаешь меня, говоря, что я поклоняюсь дереву креста как Богу, то почему ты не обвиняешь Иакова, поклонившегося на верх жезла своего (Евр. 11:21). Вполне ясно, что он поклонился, не дерево почитая, но через дерево поклонился Иосифу, как и мы через крест прославляем Христа, а не дерево».[195]

Сюда же можно отнести и письменные упоминания о крестном знамении. Тертуллиан, перечисляя ряд важнейших преданий, с которыми и протестанты вполне согласны,[196] присовокупляет: “Перед началом каждого дела и при каждом движении вперед, при входе и выходе, обуваясь, умываясь, садясь за стол, зажигая свечу, ложась в постель, присаживаясь, чтобы побеседовать с кем-нибудь, чертим на лбу крестное знамение”.Также увещевая христианку не выходить замуж за язычника, кроме прочих неудобств, связанных с верой во Христа, как Единого Бога, Тертуллиан спрашивает: “Сможешь ли ты тайком крестить постель и свое тело?”.[197]

“Итак, да не стыдимся исповедывать Распятого, – говорит Кирилл Иерусалимский, —С дерзновением да воображаем рукою знамение Креста на челе и на всём; на хлебе, который вкушаем, на чашах, из которых пьём. Да изображаем его при входах, при выходах, когда ложимся спать и встаём, когда находимся в пути и отдыхаем”.[198]

Библия и почитание икон


Похожие статьи.

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: