груды обожженных каменьев. Я лежал один, не чая спасенья и помощи ниоткуда,
на кремнистой крыше мира. Надо мною вершился звездный круговорот, и дни
казались мне веками. Я внимал смутному, слитному ропоту земного бытия:
предсмертным крикам и воплям рожениц, застольным песням и погребальному
плачу и медленным, тяжким стонам утомленного камня. И прилетел Гваигир
Ветробой; он меня поднял и понес неведомо куда.
Ты поистине друг в беде, а я — твое вечное бремя, — сказал я ему.
Был ты когда-то бременем, — проклекотал он, — но нынче ты не таков.
Лебединое перышко несу я в своих когтях. Солнечные лучи пронизывают тебя. И
я тебе больше не нужен: отпущу — и ты поплывешь с потоками ветра.
Не надо, не отпускай! — попросил я, понемногу возвращаясь к жизни. —
Отнеси меня лучше в Кветлориэн!
Так мне и повелела Владычица Галадриэль, высылая меня за тобою, —
отвечал он.
И принес он меня в Галадхэн, откуда вы недавно перед тем отплыли. Вы
знаете, время там не старит, а целит, и я исцелился. Меня облачили в белые
одежды. Я был советчиком и принимал советы. Необычной дорогой пришел я
оттуда и принес вам устные посланья. Арагорну сказано так:
На сумеречном Севере блесни, Эльфийский Берилл!
Друзей призови к оружию и родичей собери.
Они увидят, услышат — и откликнутся все, кто жив, —
И Серая выйдет Дружина на южные рубежи.
Тебе же сужден одинокий и непомерный труд:
Прямую дорогу к Морю мертвые стерегут.
А тебе, Леголас, Галадриэль передала вот что:
Царевич из Лихолесья! Под сенью лесной
Жил ты себе на радость. Но потеряешь покой!
Возгласы быстрых чаек и рокот прибрежной волны
Станут тебе отрадней возлюбленной тишины.
Гэндальф замолк и прикрыл глаза.
— А мне, значит, ничего нет? — спросил Гимли и повесил голову.
— Темны слова ее, — сказал Леголас. — Моему уху они ничего не говорят.
— Для меня это не утешение, — буркнул Гимли. — Тебе что, больше всех
надо? Хочешь, чтобы они предрекла твою гибель?
— Да, хочу, если больше ей нечего мне передать.
— О чем вы там? — спросил Гэндальф. — Нет, моему уху обращенные к вам
слова кое-что говорят. Прошу прощенья, Гимли! Я просто сызнова обдумывал эти
два ее послания. Но есть и третье, не туманное и н скорбное.
— Гимли, сыну Глоина, — сказала она, — поклон от его Дамы. Хранитель
моей пряди, мысли мои неотлучно следуют за тобой. Да не остынет твоя
доблесть, и пусть рубит твоя секира лишь то, что должно рубить!
— В добрый час ты вернулся к нам, Гэндальф! — возгласил Гимли и
пустился в пляс под диковатый напев на гномьем языке. — Ну, теперь
держитесь! — кричал он, вертя топором над головой. — С Гэндальфом я,
конечно, дал маху, но уж в следующий раз рубанем кого надо на славу!
— Следующего раза недолго ждать, — пообещал Гэндальф, вставая с камня.
— Что ж, поговорили — и будет с нас на первый случай. Пора в путь!
Он снова завернулся в свою ветхую хламиду и пошел первым. Молча и
быстро спустились они с горы, добрались до Онтавы и берегом вышли к опушке,
на лужайку под развесистым дубом. Лошадей было по-прежнему не видать и не
слыхать.
— Не возвратились они, — заметил Леголас. — Пешком побредем.
— Некогда мне пешком ходить, — сказал Гэндальф. Он задрал голову и
засвистел так пронзительно-звонко, что все на него обернулись — неужто свист
этот издал благообразный старец с пышной бородой? Он просвистел трижды; им
почудилось, будто восточный ветер донес издалека ржание лошадей, и они
изумленно прислушались. Арагорн лег, приложил ухо к земле и почуял дальнее
содроганье; вскоре оно превратилось в цокот быстрых копыт, стучавших все
четче и ближе.
— Скачет не одна лошадь, — сказал Арагорн.
— Конечно, не одна, — отозвался Гэндальф. — Одной на четверых маловато.
— Их три! — воскликнул Леголас, вглядываясь в степную даль. — Вот
скачут так скачут! Да это Хазуфел, и Арод мой с ним! Но третий мчится
впереди: огромный конь, я таких в жизни не видывал.
— И не увидишь, — молвил Гэндальф. — Это Светозар, вожак царственного
табуна Бэмаров: такой конь в диковинку самому конунгу Теодену. Видишь — он
блещет серебром, а бег его плавен, точно живой ручей! Конь под стать Белому
Всаднику, мой соратник в грядущих битвах.
Так говорил старый маг; и пышногривый красавец конь на скаку появился
вдали, весь в серебряных бликах. Хазуфел и Арод поотстали, а Светозар
приблизился легкой рысью, стал, склонил горделивую шею и положил голову на
плечо старика. Гэндальф ласково потрепал его по холке.
— Далек был путь от Раздола, друг мой, — сказал он, — но ты не
промедлил и примчался в самую пору. Теперь поскачем вместе и уж более не
разлучимся до конца дней! Мы спешим в Медусельд, в тронный чертог вашего
господина, — обратился Гэндальф к двум другим коням, стоявшим поодаль как бы
в ожидании. Они понятливо склонили головы. — Время наше на исходе;
позвольте, друзья мои, мы поедем верхом, и просим вас бежать со всею
резвостью. Седок Хазуфела — Арагорн, Арода — Леголас. Гимли я посажу перед
собою: надеюсь, Светозару будет не в тягость двойная ноша. Тронемся в путь
немедля, только напьемся воды у Онтавы.
— Теперь хоть я понимаю, что случилось ночью, — сказал Леголас, взлетев
на коня. — Сначала их, может быть, и спугнули, а потом они с радостным
ржаньем понеслись навстречу своему вожаку Светозару. Ты знал, что он
неподалеку, Гэндальф?
— Знал, — ответил маг. — Я устремил к нему мысль и призывал его
поспешить, ибо вчера еще он был далеко на юге. А нынче помчится обратно —
серебряной стрелой!
Гэндальф склонился к уху Светозара, и тот прянул с места, оглянувшись
на собратьев; круто свернул к Онтаве, мигом отыскал покатый береговой спуск
и брод, пересек реку и поскакал на юг по безлесной плоской равнине,
колыхавшей от края до края серые травяные волны. Ни дорог, ни тропинок не
было и в помине, но Светозар несся, точно летел над землей.
— Скачет напрямик на Эдорас, к подножиям Белых гор, — объяснил
Гэндальф. — Так, конечно, быстрее. Есть туда и наезженная дорога, она
осталась за рекой, в Остемнете, и сильно забирает на север, а здесь
бездорожье, но Светозар каждую кочку знает.
Тянулись дневные часы, а они все ехали приречьем, заболоченными лугами.
Высокая трава порой охлестывала колени всадников, и кони их словно плыли в
серо-зеленом море. Ехали, минуя глубокие промоины и коварные топи среди
зарослей осоки; Светозар скакал как посуху, и оба других коня поспешали за
ним след в след.
Солнце медленно клонилось к западу; далеко-далеко, за бескрайней
равниной, трава во всю ширь занялась багрянцем и, надвинувшись, озарились
багровым отсветом склоны гор. А снизу подымалось и кровянило солнечный диск
меж горами дымное облако: закат пламенел, как пожар.
— Это Врата Ристании, — объявил Гэндальф, — они прямо к западу от нас.
А вон там, севернее, Изенгард.
— Дым валит тучей, — пригляделся Леголас. — Там что, большой пожар?
— Большая битва! — сказал Гэндальф. — Вперед!
