— Рад тебя видеть, Мар! Проходи, я уже накрыл стол.
— Я тоже очень рад, дружище. И не только я, — с этими словами он вытащил из глубоких карманов пальто две бутылки вина и потряс ими перед Рублёвым, — ты только погляди, какие красавцы!
— Эко, ты брат заливаешь, уже в вине души не чаешь, — быстро срифмовал Саша, протягивая руки к бутылкам. — Ну и чего ты стоишь? Проходи давай.
Войдя на кухню взгляду Марии предстал небольшой стол, в центре которого стояла корзина с фруктами, правее и левее — по бутылке Киндзмараули, а по краям — широкие чашки с колбасой, сыром и маринованными огурчиками. Всё это расположилось на белоснежной скатерти, которая явно было постелена только сегодня.
— Ну ты даёшь! Словно посла на приём ждёшь, а не старого друга с вином, — пробормотал Мария, — чего это ты такой марафет навёл?
— Так сколько мы с тобой не виделись? Можно и прилично посидеть, не вечно же за углом подворотни пить, — торжественно оттараторил Рублёв.
— В таком случае предлагаю не задерживаться с основной программой, где бокалы?
***
— А Татиевского ты давно видел?
— Нет, с неделю назад, на Колыменской, у фонтана сидел.
— Как это так, на Колыменской? Он что, в городе?
— Так давно уж, ещё месяц назад приехал, ты чего Альке, совсем из дому не выходишь?
— В том и беда, что выхожу, в том и беда, Сашка.
— Так чего собственно случилось? У нас уж вина осталась последняя бутылка, а ты так ни сном, ни духом, ни слова от тебя не услышал по делу, — обиженно произнёс Рублёв.
— Слушай, Саш, а может Лёву позовём, раз он в городе?
— Отчего бы не позвать? На, звони, — сказал Саша, вытаскивая из кармана телефон и протягивая его Марии, — звони, звони, ты же сегодня виновник встречи.
— А вот и позвоню! Где тут его номер?
С трудом разбирая маленькие буквы на экране, Альке нашёл Лёвино имя в записной книге, и с третьей попытки всё же попал по клавише вызова. Прислонив трубку к уху, он начал было говорить, но быстро понял, что ещё рано. Гудки тянулись бесконечно долго, и Мария начал было говорить снова, но тут в трубке послышалась кряхтенье, и заспанный голос отозвался у него в голове:
— Алло, Саша?
— Лёва. Татиевский. Как ты?
— Саша?
— Какой же я тебе Саша? Экий ты старый плут, друга даже узнать не можешь, ик!
— Мария! Бог ты мой, какими судьбами?
— Ты мне зубы не загова-й-ривай, давай приезжай сюда!
— Куда приезжать? Мар, ты пьяный что ли?
-Да ты прям Шерлок Холмс, догадливый какой! Приезжай, пока вино осталось.
— Давай лучше ты ко мне, и Сашку бери, у меня как раз холодильник полный со Светкиного юбилея. Адрес помнишь?
— Конечно помню, обижаешь! Но напомнить не поме-й-шает.
— Шинников 12, дом 85, третий подъезд, третий этаж, 27 квартира, запомнил?
— Так точно, жди!
***
— Ну вы чего, гусиным шагом, что ли до меня ползли? Идти же пять минут от Сашкиного дома, — вместо приветствия пробормотал Татиевский. — О, ребята, каюсь, не прав был, — довольно проворковал он, увидев поднятые к нему бутылки рома и портвейна в руках Саши и Марии. — Ну входите, не стойте, будьте как дома, путники!
— Премного благодарны, сэр, — в один голос произнесли друзья, описывая незамысловатый поклон с поднятой вверх дулей.
— Какой сегодня повод, Сенсей? «Чего это ты Марию так накачал?» —спросил Лёва, уставившись на Рублёва.
— Я накачал? Он сам сегодня мне позвонил предложил вина попить, и вот, как видишь, до тебя добрался. Беда у него какая-то, только он молчит, — задумчиво продолжал Рублёв, — только хотел выпытать, а он возьми, и про тебя вспомни!
— Ну что ж, сейчас мы всё узнаем. А вот и наш Мар, — улыбнулся Татиевский указывая на шатающегося Марию, выходящего из уборной.
Алкоголь быстро исчезал в бездонных недрах родственных душ, собравшихся за одним столом. Большие ломти хлеба с салом и горбушей отправлялись вслед за каждой рюмкой, и вскоре остался один только ром, который пришлось пить уже без закуски.
— Давай, рассказывай, конспиратор хренов, чего у тебя стряслось?
— Да, Мар, давай колись, чего случилось, — добавил Рублёв.
И Мария всё рассказал. Сначала тихо и медленно, стараясь не пропустить ни одной детали, насколько это было возможно в его состоянии, потом живее и чуть быстрее, когда рассказ дошёл до церкви, и уже крича, активно жестикулируя и едва поспевая за мыслью, когда описывал побег, жалкие попытки отбиться, и
Дальнейший путь до дома. Оканчивая свою историю, он вновь замедлил темп, перешёл на полушёпот, и делал большие паузы между предложениями, словно давая обдумать своим слушателям каждое слово. Закончив, он налил всем по рюмке рому, залпом выпил свою, и сел на кресло. В комнате воцарилась тишина.
Первым нарушил угрюмое молчание Рублёв, который с улыбкой до ушей процитировал последнюю строчку рассказа: Я закрыл дверь и потерял всякое желание вновь выходить на улицу. Сердце стучало всё медленней, словно собиралось вот-вот остановиться.
— Да в тебе литератор пропадает, Мария, а ты всё со своими звёздами возишься! — восторженно выпалил он, — И на кой они тебе только сдались?
— Дурак ты, Сашка, — обиженно произнёс Мария, — я тебе тут душу открываю, а ты со своим литератором ко мне.
— Чего же дурак сразу? Я же тебе помочь хочу, у тебя вон какие рассказы получаются, аж на секунду поверил, что вторая тень за тобой шла по аллее, — оправдывался Рублёв.
Татиевский который всё это время молчал, взял свою рюмку, выпил, и произнёс: — На отдых тебе пора, Альке, совсем уж в своей лаборатории заработался. Один раз на улицу вышел, и то тени какие-то причудились.
