Специалист по битью детей

Я не мог закончить эту главу, не рассмотрев аргументы тех, кто выступает в защиту шлепков. Есть традиционные аргументы, которые цитирует Миллер35:

Удары, наносимые ребенку, обязаны быть не просто шуточными, но должны являть ему, что вы – его господин. Однако вы должны с особым прилежанием следить за тем, чтобы во время порки вы не дозволяли гневу возобладать над вами. Ибо ребенок достаточно проницателен, чтобы узреть вашу слабость и принять за следствие гнева то, что ему должно считать свершением над ним правосудия. (Дж. Г. Крюгер, 1752)

Среди современных мне писателей никто, на мой взгляд, не сравнится по силе убеждения с Кристофером Грином, австралийцем, эмигрировавшим из Северной Ирландии, автором книги «Как обуздать младенца»76.

Труд свой г-н Грин начинает с уверения в том, что он «ни в коем случае не одобряет избиения, чрезмерного насилия или издевательств над детьми». Далее он обвиняет «отдельных деятелей, лоббирующих запрет на телесные наказания», в том, что те

…Пользуются своим положением и неправильной информацией, с тем чтобы понапрасну пугать хороших родителей, большинство из которых не имеет ничего против того, чтобы иногда давать своим детям подзатыльник.

Неясно, хороши ли эти родители, несмотря на то, что иногда дают детям подзатыльник, или благодаря этому. Поразительно, как автор разворачивает ситуацию на 180 градусов: виноваты теперь не отцы, дающие детям подзатыльники, а те неправильно информированные лоббисты, кто бедных родителей (вот, оказывается, кто тут жертвы!) понапрасну пугает. А может, вовремя испугать родителей – полезно для их воспитания?

Автор разбирает несколько примеров неверного использования телесных наказаний: когда родителям не хватает последовательности (их мучает совесть, и они поддаются); когда они терпят до последнего (терпят целую череду поводов и затем срываются из-за какой-то мелочи); когда есть шанс, что ребенок даст сдачи; когда ребенку все равно:

Некоторые дети уже в юном возрасте проявляют недюжинные сценические дарования. Получая подзатыльник, они мужественно стоят, как Рэмбо на допросе, упорно глядят вам прямо в глаза и высокомерно заявляют, что им не больно. Конечно же, им больно, но они знают, что своим упрямым ответом они взбесят родителя; это их способ наказать взрослого, который посмел прикоснуться к столь важной персоне.

Речь идет о детях в возрасте до четырех лет. В этом возрасте (и даже старше) дети на получаемый иногда подзатыльник реагируют шоком, фрустрацией и безудержными слезами. Ребенка, который сдерживает слезы и заявляет, что ему не больно, должно быть, уже предварительно «закалили» десятками подзатыльников. И вновь виноватой оказывается сама жертва, ребенок, которого ударили, – он высокомерен, он актерствует, он считает себя важнее всех, он «наказывает» взрослого.

Должны ли мы из этого сделать вывод, что отец, регулярно бьющий своего трехлетнего ребенка – не пренебрегающий своим ребенком лживый или спесивый тип, а, наоборот, добрый, искренний и смиренный родитель?

Если вы терпите, когда вам достается,– вы притворяетесь; но берегитесь: если вы все-таки плачете, доктор Грин видит вас насквозь – вы манипулируете обидчиком:

«Каждый раз, стоит мне повысить голос, он заливается ручьями слез». Знакомая ситуация, когда правильное и соразмерное взыскание оборачивается против самих же родителей, так что это они оказываются наказанными, смущенными и виноватыми.

Они знают, что противопоставить им нечего, так что используют слезы как козырь против вас.

Слово «козырь» не может передать всего великодушия доктора Грина по отношению к детям – ведь употребленный им английский глагол to trump означает не только «использовать козырь», но и «сфабриковать, обмануть». Так что, дорогие читатели, если отец бьет вас, не плачьте слишком сильно (не то он почувствует себя виноватым), но и не сдерживайте слезы (потому что это приведет к тому же пагубному результату). Хорошие дети, которые всегда стараются уберечь родителей от психологической травмы, в ответ на побои должны тихонько, но недолго поплакать и тем выразить, что они всецело понимают их озабоченность и стремление вернуть собственное чадо на путь истинный.

А дальше доктор Грин объясняет, как нужно правильно шлепать детей. Да, любезный читатель, в Испании (и в иных цивилизованных странах) издаются руководства о том, как бить детей, и книги эти не запрещают к продаже, а авторов их не предают публичному осуждению. Можете себе представить, какой скандал поднялся бы, если бы вышло служебное руководство для полицейских «Как обуздать подозреваемого», где объяснялось бы, как правильно бить заключенных? Доктор Грин утверждает, что лучше всего шлепать маленьких, двухлетних детей и что удар по попе оказывает незамедлительное воздействие, устанавливает четкие границы, предотвращает эскалацию конфликта, выводит ситуацию из тупика и вообще это – крайне удобный способ отучить ребенка делать что-либо опасное.

Например: ребенок лезет через перила балкона. Что может отучить его от этого лучше, чем, как выражается доктор Грин, «крепкая затрещина»? У меня есть с десяток предложений! Во-первых, ребенок двух-трех лет не сможет влезть на балконные перила, если только не допустить ряд упущений в безопасности: на балконе не должно быть горшков с цветами, по которым можно взбираться, перила с горизонтальными перекладинами давно следует запретить законодательно, а ребенка в таком возрасте вообще нельзя оставлять на балконе одного. Стоит на секунду отвлечься – ребенок уже карабкается по перилам. Ударив его в такой ситуации, мы его не «учим» – мы наказываем его за то, в чем явно виноваты мы сами. Однако все мы – люди, и людям свойственно ошибаться, так что рано или поздно ребенок угодит в опасную ситуацию, когда мы не смотрим: на балконе ли, переходя ли улицу, в кухне или же просто сунув пальцы в розетку. Очевидно, что в таком случае недостаточно будет просто сказать: «Дорогой, ну нельзя же трогать плиту!» Но логичной, естественной реакции родителей в подобной ситуации – с самым серьезным видом закричать, чтобы тот немедленно остановился, сказать, что кухня – это «ай-ай-ай», и быстро выставить его оттуда, захлопнув дверь, – обычно достаточно, чтобы любой не приученный к шлепкам ребенок тут же разразился слезами. И если ему уже достаточно лет (скажем, четыре), этой реакции хватит для того, чтобы он больше никогда уже не трогал ручки на плите. Если же ребенку полтора года, вам лучше следить за ним в оба, потому что – шлепайте его, не шлепайте – он наверняка еще не может понять, что газовая плита – это опасно.

Другой специалист по битью детей – на этот раз испанец, доктор Кастельс – по профессии детский психиатр77. Он среди прочего предлагает для шлепков поистине оригинальное применение:

Когда ваш ребенок принимается безутешно плакать без причины, лучше ему ее предоставить – к примеру, хорошенько шлепнув его по попе.

Плачут ли дети без причины? Вот вы, дорогие мои читатели, плакали когда-нибудь без причины? Ребенок плачет, потому что ему холодно, хочется есть, больно, он устал, раздосадован или зол, но в любом случае он плачет из-за чего-то. Ближе всего к плачу без причины люди подходят, когда у них депрессивное расстройство личности, и насколько мне известно, от депрессии взрослых лечат вовсе не шлепками. Но на всякий случай, если у меня когда-нибудь будет депрессия, клинику одного психиатра я буду обходить стороной.

Родителям предлагают не обращать внимания на слезы детей или ругать за них, не пытаться их успокоить, утешить, обнять, выслушать, узнать, в чем дело, или хотя бы побыть рядом с ними. К чему беспокоиться о детских страданиях, к чему пытаться разделить их бремя, когда намного проще шлепнуть ребенка, и все тут же станут счастливы.

Если сын не желает учиться, потому что это вы его заставляете, если он плачет, дабы бросить вам вызов, если он вредит вам назло – короче, если он настаивает, чтобы все было по его воле, выпорите его как следует, пока он не возопит: «О, нет, папа, умоляю вас, нет!» (Крюгер, цит. по Миллер)35.

Тем, кто предпочитает иной, более трудный путь – использовать слова, а не шлепки, по нраву придется другая, весьма отличная от вышеуказанных книга, авторы которой, Кьюбелс и Рикарт, по профессии – педиатр и детский психолог соответственно44. Начинают они с базовой предпосылки:

Забудьте о шаблонном утверждении, что если ребенок плачет, значит, ему этого хочется. Чтобы плакать, нужно сначала что-то испытать.

Кстати, любопытно, что сторонники телесных наказаний нередко ощущают необходимость отстаивать свое доброе имя:

Позвольте мне прежде всего однозначно заявить, что я не испытываю энтузиазма по поводу телесных наказаний (Грин)76.

Сказав это, мы не хотели бы, чтобы у читателей создалось впечатление, будто мы садисты и убежденные сторонники избиения младенцев (Кастельс)77.

Боже упаси! Нам бы такое и в голову не пришло. Одной из ужасных черт насилия по отношению к детям является то, с какой легкостью оно передается из поколения в поколение. Кастельс сам ясно это описывает (потому что факт этот ученым прекрасно известен, и ни один психиатр не может тешить себя по этому поводу иллюзиями):

Равным образом, нам известно, что многие родители ревностно пропагандируют телесные наказания, потому что сами регулярно подвергались им в детстве77.

Да, люди, с которыми в детстве обращались дурно, сами становятся агрессивными родителями. Этот порочный круг упрочивают сразу несколько факторов. С одной стороны, ребенок вырастает, не зная, что можно поступать как-то иначе, что это – не единственный возможный способ воспитания. Ему в наследство остаются вырастающие из насилия, которому он подвергался, психологические проблемы, такие как агрессия и неспособность к сопереживанию чужим страданиям. Но также – что, возможно, важнее прочего – ребенок испытывает потребность оправдывать своих родителей. Дети до безумия любят своих мам и пап и чувствуют, что должны их защищать35. Все, что ни делали мои родители, было к лучшему. Если я не бью своих детей, это все равно как если бы я говорил родителям, что они были неправы, когда били меня. Буквально на следующей же странице доктор Кастельс как преданный сын своих родителей совершает ту самую ошибку, которую только что приписывал другим:

Все мы – или подавляющее большинство – время от времени получали от родителей оглушительную оплеуху-две, и, что любопытно, теперь, когда родители уже больше не рядом и не могут продолжать одаривать нас ими, мы вспоминаем эти оплеухи с любовью и ностальгией77.

Чувство это задолго до него выразил в своем прекрасном описании грустящего юного барона Сигоньяка («Капитан Фракасс») Теофиль Готье:

Отец, которого он все же искренне оплакивал, выражал свое внимание пинками под зад и приказами высечь мальчика. Теперь же скука так одолевала молодого барона, что он только порадовался бы, если бы отец вновь поучил его на свой лад, потому что отцовские колотушки, которые сын вспоминал, умиляясь до слез, – это тоже вид общения…

Ну конечно, вид общения. Детям так отчаянно не хватает контакта и внимания со стороны родителей, что за неимением лучшего они и насилие примут за доказательство любви. Некоторые дети, которые не могут нормальным путем получить достаточно «здорового» внимания, добиваются его ненормальными, патологическими способами. Это те самые дурные, непослушные дети, которые, кажется, сами напрашиваются. Некоторые родители, поря их, объясняют: «Ты сам напросился». Думаете, стал бы ребенок просить о порке, если бы мог или знал, что можно просить о чем-то другом, если бы чувствовал, что способен принять от родителей что-либо иное, если бы (в наиболее запущенных случаях) вообще догадывался, что существуют иные формы общения родителей и детей?

Я тоже надеюсь, что мои дети однажды будут вспоминать обо мне со слезами на глазах или с нежностью. Но я надеюсь, что не за пинок или затрещину. А какое неизгладимое воспоминание о себе хотите оставить в памяти собственных детей вы?

Награды и наказания

И так он воспитывал Эппи, не прибегая к наказаниям.

Джордж Элиот. «Сайлес Марнер»

Многие противники порки продолжают отстаивать иные формы наказания: лишение привилегий (никакого пудинга, никакого телевизора), наказание методом «естественных последствий» («Если не будешь хорошо обращаться с игрушками, я их у тебя заберу»). Родители в Америке вообще, по-видимому, помешаны на наказаниях – по крайней мере, когда смотришь их комедии, с удивлением замечаешь, как подростки, уже почти взрослые мужчины, как само собой разумеющееся, говорят: «Знаю, я плохо себя вел: теперь меня две недели не выпустят из дома».

Я не считаю, что детям для того, чтобы чему-то научиться, необходимы наказания, точно так же, как не нужны они и нам, взрослым. Дети хотят, чтобы родители были счастливы, и изо всех сил стремятся к этому (хотя иногда и не знают, как этого добиться). Ребенок, который знает, что провинился, без всякого наказания постарается больше так не делать. А если не знает – достаточно ему это объяснить. Если он с вами не согласен, если он действительно уверен в том, что он прав, наказанием его передумать не заставишь. Напротив, это разозлит его и унизит, и он при первой же возможности снова поступит так же. Максимум, чему можно научить наказанием, – так это тому, что определенные вещи нужно делать тайком, чтобы не поймали. Это не совестью называется, а откровенным лицемерием.

Ничто не мешает воспитать ребенка без наказаний и без угроз наказания.

Награды я тоже недолюбливаю. Конечно, это совсем другое дело. Естественно, любой ребенок предпочтет получить сотню наград, чем одно наказание.

Но как-то раз одна женщина спросила меня: «Как предложить сыну награду так, чтобы это не выглядело шантажом?» И я задумался. Действительно, награды подозрительно напоминают шантаж. «Принесешь из школы хорошие отметки, куплю тебе игровую приставку» ничем не отличается от «Не принесешь из школы хорошие отметки, не куплю тебе игровую приставку».

На самом деле для ребенка нет награды выше одобрения родителей (и нет наказания хуже их неодобрения), и в этом смысле награда – естественный и неизбежный фактор воспитания. Нельзя не похвалить ребенка за успехи в школе, или за чудные рисунки, или за то, что он помогает накрыть на стол. А если он вырывает страницы из энциклопедии или бьет младшего, нельзя не выразить своего неодобрения; даже если мы постараемся не кричать, ребенок все равно поймет, что что-то не так, что-то делать было не нужно.

Я не предлагаю использовать одобрение как инструмент манипуляции ребенком. Когда я говорю дочери, что она написала хорошее сочинение, я не думаю: «Мое одобрение послужит позитивным подкреплением желательного поведения» или «Оно поощрит ее творческие задатки». Я просто думаю, какое хорошее она написала сочинение!

Также не следует смешивать одобрение и любовь. Мы можем одобрять или не одобрять то, что делают дети, но мы не должны от этого любить их сильнее или меньше. Конечно же, мы никогда не должны говорить (или думать): «Я тебя не люблю, потому что ты плохо себя вел» (увы, мы часто говорим подобные вещи, даже если на самом деле так не думаем). Но равно опасно и говорить: «Я люблю тебя, потому что ты так хорошо себя ведешь», потому что это, скорее всего, тоже неправда. Если вы безусловно любите своих детей, зачем это скрывать, зачем заставлять их думать, что у вашей любви есть условия?

Но независимо от одобрения, сознательное и намеренное использование наград и посулов, с тем чтобы влиять на поведение своих детей, имеет, на мой взгляд, два гигантских минуса:

• Природа награды. «Если принесешь из школы хорошие отметки, летом поедем на море». А если не принесет – просидите все лето дома? «Если уберешься в своей комнате, куплю тебе пакетик конфет». Но разве конфеты не вредны для зубов? Как можно давать ребенку в награду то, что, как мы знаем, для него вредно? А через пятнадцать лет чем вы будете его награждать – сигаретами, алкоголем? «Если поможешь мне вытереть пыль, куплю тебе новую книжку». Но разве ему и так не на пользу чтение? Чем можно оправдать нежелание покупать ребенку книгу? Все то же применимо и к любым другим возможным наградам. Все, что вы можете дать и даете ребенку, вы даете ему из любви, бескорыстно, без условий. И вы не хотите превратиться в озабоченного потребителя, заваливая ребенка бессмысленными и бесполезными призами.

• Корысть. Награда ставит под сомнение и принижает саму этическую природу хорошего поступка. Я вожу детей гулять в парк, потому что знаю, что им нравится бегать по траве, потому что мне нравится смотреть на них, потому что я целыми днями сижу на работе, а они – в школе, и в выходные мне хочется побыть вместе с ними. Так стану ли я все портить, говоря: «Поскольку вы хорошо себя вели, я схожу с вами в парк»? К чему скрывать свою любовь, к чему притворяться, что действуешь из корыстных побуждений, как начальник, предлагающий рабочим материальное поощрение, чтобы увели-чить производительность труда? Моя дочка очень мило играла со своим двоюродным братиком, присматривала за ним, разрешала играть со своими игрушками. Она сделала это из любви, потому что она любит своего кузена и ей нравится, когда тот радуется; ее распирает от гордости, что она ведет себя правильно. Но если бы вчера я ей сказал: «Если присмотришь за своим двоюродным братиком, я куплю тебе новую компьютерную игру», испытывала бы она то же чувство гордости? Присматривала бы она за братиком из любви или же терпела бы его ради денег? Теперь и она сомневается в собственных мотивах – все потому, что первым усомнился в них я.

Награда – это не шаг вперед к успешному взрослению, это шаг назад от подлинной щедрости, бескорыстной и безусловной.

Вот почему я очень внимательно слежу за своими словами. «Если доделаешь уроки, возьму тебя в кино» звучит как условие, как шантаж; я предпочитаю говорить: «Вечером мы идем в кино, так что поторапливайся и доделывай свои уроки».

Надуманные проблемы

Мой отец так много говорит о моих недостатках и выказывает столько презрения ко мне, что я, естественно, сам начинаю сомневаться в себе. Начинаю думать, что я и впрямь никудышный, как он говорит то и дело; и тогда во мне поднимается горечь и злоба и я ненавижу всех и каждого! Да, я никудышный, у меня скверный характер и почти всегда скверное настроение.

Эмилия Бронте. «Грозовой перевал»

Опросник детского поведения Эйберг (ECBI) – это руководство по диагностике поведенческих проблем у детей78, в котором родителей просят оценить поведение своих детей в 36 разных сферах, например: «Ребенок не умеет вести себя за столом», «Скулит», «Отказывается слушаться без угрозы наказания» и т. п.

Отцы и матери должны оценить, как часто вытворяет их ребенок эти непотребства («Никогда», «Редко», «Иногда», «Часто», «Всегда»), а также написать, считают ли они у своего ребенка подобное поведение проблемой. Если родители отмечают тринадцать и более проблем, считается, что ребенок страдает расстройством поведения. Именно таким образом ученые, исследовавшие население севера Испании, определили, что 17% всех детей в возрасте от двух до тринадцати лет страдают поведенческими расстройствами и что опросник очень помогает педиатрам в их клинической практике. В теории «поведенческое расстройство» – это психическое заболевание, требующее вмешательства специалистов. Однако сомнительно, чтобы в Испании нашлось достаточно квалифицированных психиатров, чтобы присматривать за столь большим числом «душевнобольных» детей.

Проницательный читатель наверняка уже оценил, с какой массой проблем сопряжена такая вот «диагностика».

Во-первых, врач не наблюдает за поведением ребенка непосредственно, не полагается он и на оценку непредвзятого наблюдателя – он общается с родителями. В любой конфликт родители уже вовлечены эмоционально и не могут считаться непредвзятыми наблюдателями. По сути, опросник этот оценивает не поведение ребенка, а мнение родителей о его поведении. Сказать родителю: «У вашего ребенка очень серьезное расстройство поведения» и «Вы очень плохого мнения о своем ребенке» –- не одно и то же.

Во-вторых, этот метод приписывает все проблемы самому ребенку. Это именно дети слишком много кричат, не слушаются и плачут. Но были же у кого-нибудь из них родители, которые первыми слишком много кричали на своих детей, постоянно засыпали их невыполнимыми требованиями и приказами и доводили до слез оскорблениями и затрещинами. Однако опросник этот ничего подобного не выявил. Как странно!

К примеру, прочитав графу «Отказывается слушаться без угрозы наказания», нормальные родители подумают: «Ну не знаю, мы ему никогда не угрожаем». По закону некоторых стран произнесенная вслух угроза уже считается уголовным или административным преступлением. Если бы муж сказал: «Моя жена отказывается слушаться, если только не пригрозить ей наказанием», мы бы подумали, что это у него поведенческое расстройство. Однако скажи мать или отец такое о своем ребенке, мы думаем, что именно ребенок в их семье «трудный».

В-третьих, многие вопросы (я бы сказал – большинство) в этом опроснике предлагают более чем сомнительные критерии наличия нарушения поведения.

Отвлекается во время одевания.

Что значит «отвлекается»? В серьезном тесте написали бы, например: «На то, чтобы надеть белье, рубашку и штаны, у ребенка уходит более двенадцати минут». В том-то и дело: оценка зависит от произвольного суждения родителей. Как бы там ни было, данным конкретным «поведенческим расстройством» страдают и многие взрослые.

Плачет.

Это редко случается с тринадцатилетними подростками, но разве не все двух – пятилетние дети плачут?

Отказывается есть предложенную еду.

Многие взрослые в ресторанах, случается, оставляют свою тарелку нетронутой, и никто не возмущается. Есть три вероятные причины, почему ребенок отказываться есть то, что ему положено: еды слишком много (то есть он не голоден), еда ему не нравится (я тоже не стал бы есть то, что мне не нравится, а вы?) или он болен и у него нет аппетита.

Постоянно требует внимания.

Маленькие дети нуждаются в постоянном внимании, так что стремиться получить его – нормальное, здоровое поведение.

Злится, когда не может добиться своего.

Что, правда? Я тоже! Может быть, я сошел с ума и сам того не знаю? А вы, когда не можете добиться своего, не злитесь? «Ах, как я счастлив! Я провалил экзамен, девушка меня бросила, я проиграл в боулинг и получил штраф за парковку в неположенном месте. Давно я так не веселился!» Если злость в ответ на фрустрацию – признак душевной болезни, то нам всем пора в психушку.

Слишком активен или не сидит на месте.

Любой, у кого есть дети, знает, что это совершенно нормально. Если ваш ребенок может неподвижно сидеть на месте дольше пяти минут, возможно, его-то и нужно показать врачу.

Оспаривает правила поведения.

Подождите, разве мы живем не во времена демократии? Обсуждать законы – право каждого, это называется «участие в принятии политических решений». Чтобы вырасти сознательными гражданами и уметь спорить с чиновниками о том, что нам положено делать, детям необходимо практиковаться в семье.

Встревает в разговоры.

Встревать в разговор других людей невежливо, но в теле- или радиодебатах это – непременное условие. А мы, родители, как часто не даем своим детям договорить, как часто устаем слушать их сбивчивое бормотание под нос, как часто обрываем их: «Хватит мямлить», «Не видишь, мы разговариваем?», «Нет – значит нет!», «Нытьем ты ничего не добьешься» и т. п.? Дети учатся на нашем примере.

Писает в постель.

Ночное недержание мочи – это не поведенческое расстройство, это нормальная вариация сценария развития ребенка. Давно уже доказано, что ни с какими психологическими проблемами это не связано.

Вступает в словесные перепалки с братьями и сестрами.

Соперничество между братьями и сестрами – совершенно нормальное явление, и зачастую лучшее, что могут сделать родители, это не вмешиваться79.

Не умеет вести себя за столом.

Неужели кто-то действительно считает, что класть локти на стол или с шумом втягивать суп – это повод для визита к психиатру?

Неспособен закончить начатое.

И что с того? Большинство готических соборов так и стоят недостроенные.

Строгость, с которой родители оценивают своих детей на предмет наличия у тех проблем с поведением, удивляет и беспокоит. Смотрите сами: 6% родителей подтверждают, что их дети постоянно или часто отказываются выполнять дела по дому, когда их просят, а 52% говорят, что это происходит редко; и при этом 29% считают это проблемой. То есть многие родители считают, что иногда отказываться выполнять дела по дому – это уже психологическая проблема. Только 5% детей часто или постоянно дразнят или провоцируют других детей, однако проблемой это считают 13% родителей; только 5% всегда или часто не могут закончить начатое, и при этом проблемой это считают 16% родителей; только 6% детей часто или постоянно испытывают вспышки раздражения, и при этом проблемой это считают 21% родителей. Только по двум критериям – «слишком активен или не сидит на месте» и «писает в постель» – наблюдается противоположная картина: некоторые родители говорят, что с их ребенком это случается постоянно либо часто, но они не считают это проблемой (и тем показывают, что здравого смысла у них побольше, чем у автора данного опросника).

Не получается ли так, что постоянное повторение негативных ремарок о детях приводит к тому, что мы сами начинаем думать о своих детях хуже, чем они есть на самом деле?

Туберкулез в детском саду


Похожие статьи.

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: