Там, в глубинах депрессии, Талия рожает сына и дочь, Солнце и Луну. В более глубоком смысле, она рожает само солнце и саму луну. И Ситтукан тоже рожает – она создает себя заново.
Многие религиозные источники утверждают, что Бог сотворил мир несовершенным, и что на человека возложена ответственность исправить его дефекты. Рав Натан, ученик Рава Нахмана, говорил, что любая несовершенная частичка в нашем мире означает, что за нее не молились или молились недостаточно. Человек является партнером Творца, а орудием труда ему служит молитва. Именно так, согласно Каббале, способны праведники создавать миры силой своих речей – их устами говорит Бог. Подобным же образом, следуя популярным учениям и методикам самосовершенствования (к примеру, «Положительное мышление» и «Тета-Хилинг»), наши мысли и слова не только влияют, но и непосредственно создают ту действительность, в которой мы живем. Когда мы, находясь в состоянии медитации, повторяем, словно молитву, наши мысли или слова, мы становимся одним целым с тем, к чему стремимся, с нашими мечтами и стремлениями, и начинаем их осуществлять, обращая мечту в реальность.
Ситтукан и Талия идут разными путями, но каждой из них удается, превратив молитву в настоящее волшебство, создать для себя свой собственный мир. Ситтукан, пользуясь приобретенной силой взгляда, произносит вслух свое желание и меняет свой облик. А Талия, в свою очередь, рожает – извлекает из себя – солнце и луну, мужское и женское, свет и тень, другими словами, женщину в полном ее совершенстве, объединяющую в себе все устои мира. Но только в последней части повествования драма достигает своего апогея: Талия оказывается перед костром, пылающим по указу жены ее возлюбленного, и молит о спасении. Ее полные отчаяния крики побуждают короля к действию, и он, безжалостно расправившись с королевой, берет Талию в жены.
Еще одним примером волшебной силы молитвы, создающей новую картину действительности, может служить «Синяя борода»[107]:
Синяя борода – богатый человек, которого все в округе знают и боятся, во-первых, из-за необыкновенного цвета бороды, а во-вторых, из-за необъяснимой пропажи всех девушек, которые выходят за него замуж. И все же находится девушка, которая соглашается стать его женой. Он привозит ее, ее сестру и подружек в замок, где оставляет их на неделю, а сам отправляется в дальнюю поездку, предварительно оставив молодой супруге связку ключей от всех комнат и кладовых замка. Он наказывает своей жене гулять и развлекаться, пользоваться любыми богатствами, но только не заглядывать в «каморку». Естественно, она отпирает запретную дверь, и ее взгляду открываются залитый кровью пол и привязанные к стене трупы ее предшественниц. От ужаса молодая женщина роняет ключ, и на нем остается несмываемое кровяное пятно, по которому Синяя борода сразу догадывается о ее проступке.
– Ты хотела войти в каморку, – в бешенстве кричит он. – Хорошо же, ты войдешь туда и займешь место возле тех женщин, которых ты там видела.
Девушка взывает о милосердии, но все, что получает в ответ, – это несколько минут на предсмертную молитву. Синяя борода спускается в каморку, а несчастная жертва зовет свою сестру:
– Сестра моя Анна, взойди, пожалуйста, на самый верх башни, посмотри, не едут ли мои братья? Если ты их увидишь, так подай им знак, чтобы они поторопились.
Несколько раз она спрашивает, не видно ли братьев, и слышит в ответ:
– Я вижу, солнышко яснеет и травушка зеленеет.
…
Теряя терпение, Синяя борода требует от нее спуститься, но на этот раз сестра Анна видит большое облако пыли и принимает его за стадо баранов. Отчаявшаяся женщина спускается в подземелье, когда до нее доносится голос сестры: «Я вижу двух верховых, которые сюда скачут, но они еще далеко. Слава Богу, – прибавила она, погодя немного. – Это наши братья. Я им подаю знак, чтоб они спешили, как только возможно». Но отведенное время истекло, и Синяя борода одной рукой хватает беззащитную женщину за волосы, другою поднимает свой страшный нож. Именно в это страшное мгновение на пороге каморки возникают два молодых человека, убивают Синюю бороду и спасают свою сестру.
Нигде ранее в сюжете не упоминается, что у героини есть братья. И понятно, почему: она создала их силой своей молитвы. В момент, когда сестра Анна поднимается на башню, кажется, что это всего лишь безнадежная попытка приговоренной жертвы отодвинуть неизбежный конец, что она старается спрятаться от реальности, но неожиданно оказывается, что молодая женщина взяла власть над действительностью в свои руки и управляет ею по своему усмотрению. В сказках, как в жизни, «строительство действительности» является обратной стороной «укрытия от действительности», и зачастую внешние проявления этих состояний настолько похожи, что иногда трудно определить, находимся ли мы «в бегах» или «в процессе творчества». Оба эти процесса характеризуются погружением в себя, страстным желанием достичь воображаемого, но «побег от действительности» означает капитуляцию перед парализующей силой непротивления, отказ от полного разочарований внешнего мира и существование на воображаемых, не требующих борьбы просторах мира совершенного, в наличие которого мы никогда не верили; в то время как «сотворение действительности» предполагает временное погружение – медитативное и творческое – в себя и возрождение оттуда (из бескрайней веры в наши собственные силы, в себя и во все хорошее, что нас окружает) того, что уже существует в этом мире.
Ты видела ливень? Здесь царствует тишь.
Три Ангела древней истории той
Идут средь дерев, среди мокнущих крыш.
Тут все, как и прежде. Лишь капли стучат
О камни на улице этой пустой.
Они не спешат, подошли и молчат —
Три Ангела древней истории той.
Распахнута дверь. Накрывается стол.
И чудо свершилось, и ливень прошел.
(Гольдберг Л . Миниатюры[108])
В каждой из женщин живут, если не сказать бурлят, творческие силы, которые, по словам К. П. Эстесс, как мощный подземный поток находят в нашей душе «устья и рукава», выливаются в «дикую реку», наполненную «живой водой», и мы, женщины, являемся в равной степени как ее источниками, так и ее потребительницами.
Жизни Ситтукан и Талии обрываются в тот самый момент, когда нарушается течение их творческой реки: веретено – орудие творчества – становится орудием смерти; оно не создает их, а уничтожает; не обеспечивает им непрерывности, а прекращает их поступательное движение, последовательность, преемственность – лишает их всех тех элементов, которые необходимы нам, чтобы творить, чтобы дышать.
Если наше творческое русло перекрыто, мы, как утверждает Эстес, уподобляемся гибнущей реке: усталые, лишенные энергии, почти неподвижные, мы медленно увядаем, отравленные ядами застоя и гниения наших же собственных глубинных богатств[109]. Мы творим потому, что нам необходимо творить. Временами этот процесс напоминает тлеющий уголек, на который надо дуть, чтобы он не угас, а иногда – пожар, пламя которого пожирает и ту искорку, из которой оно возгорелось. И из него появляемся мы, как птица Феникс из пепла, расправляем крылья и, вскрикнув то ли от боли, то ли от радости, устремляемся ввысь.
Все мы знаем, что пребывание в мире муз изобилует трудностями и разочарованиями, но тем, кто отрицает свою потребность в созидании, кто подавляет свое творческое начало и препятствует его проявлению, придется, рано или поздно, столкнуться с продуктами гнилостного разложения. Чем богаче наши внутренние ресурсы, тем больше запасы горючих материалов, поддерживающих творческий огонь, но, соответственно, и больше материала, который, оставаясь неиспользованным, склонен к разрушению и разложению.
Подобно многим из нас, Ситтукан и Талия проделали длинный и тяжелый путь, прежде чем обрели, казалось бы, простейшие, лежащие в основе всего умения, которые должны были быть заложены в них, как и в каждой женщине, с момента рождения. И как многие из нас, они получают свои жизнетворные силы во сне. Прошло уже немало лет с тех пор, как я впервые прочла историю о шамане из Мексики по имени Дон Люсио Кампос, и она, как и положено истории о колдуне, околдовала и меня. Дон Кампос, «Служитель всех ветров», был поражен молнией и провел в коме долгих три года. Тогда же он научился беречь облака, управлять молниями, понимать почву, семена и растения, пасти стада и, наконец, познал тайну красок[110].
Так и наши героини, Ситтукан и Талия, лишенные, как и многие из нас, врожденных жизнеутверждающих сил, открывают их секреты в процессе своей депрессии. Они не смогли постичь тайны прядильного ремесла в юности, и теперь, подобно мексиканскому колдуну, уже во взрослом возрасте познают и создают остов своего реального существования.
Молодые женщины, жизнетворные и жизнеутверждающие силы которых были блокированы настолько, что попытка самостоятельно сплести нити своей жизни повергла их в состояние спячки (или полной отрешенности), в конце своего путешествия (первого) в небытие и назад открывают в себе бурлящие, рвущиеся наружу силы созидания, воспроизведения и возрождения, которые оказываются для них такими же естественными, как их собственное дыхание. Не стоит думать, что этот родник никогда не истощится, или что камни, ветки и сухие листья никогда не помешают его течению… Хождения в глубины целительного небытия – это часть женского сезонного промысла, и если нам удается не испугаться, взглянуть на очередную преграду не как на «удар судьбы», а как на ее подарок, дополнительный шанс; если мы сумеем воспользоваться нашим созидательным началом как внутренним шаманом, сопровождающим нас в наших нелегких походах, то с каждым разом эти путешествия будут становиться все легче и легче.
Творчество – созидание многолико. На мой взгляд, кармическая йога (или карма-йога), чей основной смысл состоит в осознанном выполнении человеком всех предписанных ему обязанностей без привязанности к плодам труда, отличается самым полным, всеохватывающим восприятием созидательной деятельности. После моей поездки в Индию я стала горячей поклонницей этого учения, настаивающего на необходимости полного (близкого к медитативному) присутствия при совершении самых простых, обычных и привычных нам действий, с непременным разграничением между самим действием и его результатом, и призывающего наполнить смыслом каждый наш миг и каждый наш жест. Но я согрешу перед правдой, если скажу, что мне достаточно того элемента творения, который является составной частью моей повседневной жизни и проявляется в приготовлении еды, наведении образцово функционального порядка в шкафах, в продуманной организации распорядка дня детей и бережном отношении к природе. Всего этого не достаточно, чтобы полностью реализовать живущий во мне дар созидания. Заложенная в наши души исконно женская способность порождать полностью повторяет ту же способность, которая – в ее материальном аспекте заложена в нашем женском теле. В лоне нашего тела развиваются младенцы, в лоне нашей творческой души – идеи. И, как любые роды, эти, духовные, сопровождаются болью, подъемом сил и страхом.
Многим беременным женщинам снятся кошмары, будто бы в их чреве произрастает чудовище. Так и духовная беременность нередко сопровождается навязчивыми страхами: мы боимся, что наши труды не принесут достойных результатов, боимся оказаться непонятыми, боимся столкнуться с критикой или, не дай бог, с отказом. А так как нам, к сожалению, кажется, что мы управляем этими духовными беременностями и полностью подчиняем их нашей воле, то мы крепко-накрепко затыкаем все входы и выходы и закупориваем несостоявшихся детей души нашей – оставляем их в состоянии вечного зародыша.
Но ведь произведение, чтобы быть созданным, не обязано быть идеальным, равно как и мы не обязаны быть верхом совершенства, чтобы его создать. Наоборот, недостаток совершенства является одним из условий, одним из основных двигателей образования всего живого в этом мире.
Я люблю повторять слова моей подруги Анат, которая говорит по этому поводу: «совершенный» – значит «совершенный», «за-конченный», а мы не «конченные», мы – «живые». Так и наше творчество, наша любовь, наш труд – все они тянутся к жизни.
В каменной глуши Нью-Мексико расположилось место под названием Пуйе, куда каждый год стекаются толпы туристов. Здесь же собираются хикарильские апачи, южные юты, пикурис, тесуке – все эти племена пустыни пляшут, превращаясь в сосны, в оленей, в орлов и могучих духов. Многочисленные гости приезжают сюда за сотни, если не за тысячи километров, чтобы увидеть одно из самых фантастических зрелищ, живое божество, La Mariposa – женщину-бабочку. И вот, наконец, барабанщики начинают выбивать священный ритм бабочки, хор принимается изо всех сил возносить призывы богам, и перед изумленной публикой появляется очень старая женщина, обладательница могучего тучного тела на тонких ногах, с длинными до земли толстыми косами и крыльями бабочки, знакомыми нам по детским карнавальным костюмчикам. Она прыгает, но вовсе не порхает, а так, что земля содрогается…19 У нее широкая спина, огромные бедра и толстенные ягодицы, ее движения далеки от совершенства, но она танцует. Это и есть мое, адресованное всем нам пожелание.
