Аликс медленно спрыгнула со сцены, и Шут поймал ее холодными руками, усадил, как куколку, на кресло рядышком, заботливо пригладил волосы.
— Сейчас будет нечто. Самое успешное выступление, как мне разрекламировали милые зрители, — прошептал он. — Да и этот карлик носит такой забавный титул. Укрощать боль — крайне занятное хобби. Поговаривают, он профессионал.
Аликс вовсе не хотелось смотреть на зеркала Истин, ведь она уже знала, что самое главное зеркало, то, которое ей было так необходимо, — разбито. Желания находиться в этом месте больше не было. Аликс пододвинулась к Шуту.
— Уходим, прошу вас.
— Нет-нет, — он указал на сцену, — сейчас начнется.
— Я хочу домой, Шут.
— С меня достаточно ваших капризов! – неожиданно вспылил Шут и тут же сменил тон на более мягкий. — Давайте досмотрим и уже тогда покинем Театр? Вдруг вы сыграете ключевую роль в этом спектакле?
Аликс не успела ответить, на сцене началось представление.
Карлик щелкнул хлыстом и громко закричал:
— Подайте мне иглу!
От одной этой фразы Аликс стало не по себе.
— Вы сегодня пришли сюда похохотать, — обратился карлик к зрителям, – и я предоставлю вам уникальную возможность всласть надорвать ваши животики, потешаясь над болью. Чья боль самая смешная? И разве она может вызвать смех? Злорадство? Потеху?
Одно из зеркал выставили на середину сцены, карлик сорвал с него полупрозрачную накидку. В зеркале вместо зала появилась улица; женщина с двумя детьми и большой тяжелой сумкой шла по мостовой. Все в зеркале передвигалось. Аликс открыла рот, и Шут пальцем защелкнул его.
Карлику наконец поднесли иглу.
— Приготовьте животики, — велел он, а потом поднес иглу к зеркалу и с хохотом воткнул ее прямо в ногу женщины.
Женщину подкосило, сумка выпала, по мостовой, как мячики, поскакали апельсины и яблоки. Дети закричали, женщина схватилась за ногу, из глаз у нее брызнули слезы. Карлик не унимался. Он взял вторую иглу и воткнул ее женщине в руку.
Ту свело и задергало.
Дети стали испуганно гладить мать по голове, успокаивать. Зал истошно хохотал, а женщине казалось, что весь мир смеется над ней. Аликс привстала, но Шут приложил к фарфоровым губам палец.
— Ни звука, — прошептал он.
— Вам жаль ее? – завопил карлик. — Да вы смеетесь! Вы рады, что она упала. И действительно, кому до нее есть дело, кроме ее же отпрысков! Боль — это смешно, когда она ранит других. Хохочите!
Карлик щелкнул хлыстом, и зеркало укатилось в сторону, на его место встало другое.
— Еще, еще! – кричал зал.
Теперь, сдернув накидку, карлик представил мужчину — музыканта. Он играл на виолончели в саду, и вокруг него толпились люди. Они радовались его музыке, танцевали, веселились.
По залу Театра прокатилась волна недовольных возгласов.
— Дайте же мне скорее коробочку дурных мыслей, — протянул руки к помощницам карлик. — Вытащу жалость к себе, скулеж, неуверенность, терзания души.
И он доставал непонятные штуки, шевелящиеся и больше похожие на козявки величиной с кулак. Они полетели в зеркало, и мужчина остановился. Он напряженно обвел взглядом людей вокруг, посмотрел на виолончель и лицо его сморщилось.
— Равнодушие, дайте же равнодушие и презрение! — Карлик подхватил поданные ему кубики из хрусталя и бросил их в зеркало.
Люди вокруг музыканта захохотали, но не как раньше – добродушно и весело, а тем же злорадным хохотом, что и зрители в зале Театра.
Мужчина схватился за голову.
— Скорее флакончик слез!
Стоило ему брызнуть, и мужчина тут же заплакал. Карлик все лил и лил из флакона, и музыкант не унимался. Вокруг него собрались дразнящие, унижающие его. Виолончель упала на землю и треснула.
— Достаточно! — захохотал карлик. — Ему достаточно больно.
Аликс шмыгнула носом. Ей не хотелось этого видеть, но Шут крепко сжал ее руку.
— Смотрите, смотрите, Аликс.
Картинки менялись, показывая то поскользнувшихся и упавших на лед людей, то заик, неспособных выговорить простую фразу, то увечных, передвигающихся как каракатицы… И все это сопровождалось хохотом.
— Следующее зеркало! – крикнул карлик. — Я знаю балерину, она пять лет усиленно трудилась, готовясь к этому выступлению. Сегодня премьера, после которой вся ее жизнь могла перемениться. Но она будет наказана за то, что слишком хороша.
В новом зеркале появилась красивая девушка, вся в белом, она разминалась, и тут…
— Пусть эта выскочка будет наказана! — Карлик схватил с подноса хворост и начал ломать его перед зеркалом.
Балерина скрючилась, упала прямо на пол, там, в зеркале, а зал скорчился от смеха.
Аликс подалась вперед, она всем сердцем возненавидела этих жестоких… нет, не людей — бессердечных, ужасных, хохочущих злых демонов.
Карлик продолжал ломать прутья, балерина стонала, не в силах подняться. Аликс посмотрела на Шута и даже в его взгляде увидела тень сострадания. Он смотрел с сожалением, но не желал вмешиваться.
— Так нельзя! – крикнула Аликс, и по ее щекам потекли слезы, смывая грим. — Прекратите немедленно!
Зрители обернулась на нее, угрожающе уставившись, и тут же их рты открылись в удивлении. Она же кукла! Карлик бросил на пол остатки хвороста.
Аликс, не сознавая, что делает, поднялась на сцену, вытирая слезы. В руках она чувствовала невидимый меч, что отдал ей сэр Удачливый. Так просто она не сдастся!
— Ты плачешь? – уставился на нее карлик. Он схватил с пола хлыст и щелкнул им.
— Кукла плачет, — раздалось из зала.
— Кукла плачет.
— Кукла плачет!
— Чудеса, — Шут вскинул руки и вышел на сцену. – Господа, вы так растрогали неживое, что оно стало живым. Чудо на ваших глазах.
Все зааплодировали.
— Не чудо, — возразила Аликс, — я и была живая. А вы все тут — мертвые, живые не могут радоваться такому. У вас нет сердца и оттого вы черствые! Не живые! Рады боли!
Она стала срывать с себя куски поддельной кожи. Она не кукла и не станет смотреть на издевательства! Размазав тушь, она уставилась на всех. Лица зрителей исказились. Шут пребывал в безмятежном спокойствии.
— Злой Гений обрек Театр на позор! – воскликнули голоса.
— Ну что вы, не рубите с плеча, — развел руками Шут.
— Он вновь решил нас проучить! – крикнул кто-то другой.
— И в мыслях не было, — вновь отмахнулся Шут.
— Мы все знаем, как ты ненавидишь Театр!
— Просто вы не профессионалы, — мило хихикнул Шут.
— Хватит! – в запале выкрикнула девочка.
Она залезла в карман, достала оттуда красную сферу и крутанулась на месте, показав всем опасное проклятье Упыря.
Похоже, каждый в зале знал, что случится, если разбить его. Сверху на девочку упала алмазная сережка.
Аликс посмотрела наверх и увидела силуэт привидения поварихи с тремя призраками поварят. Все они одновременно утвердительно кивнули. А затем повариха провела в воздухе рукой, и другие жердочки с гимнастами, сорвавшись, упали в зал.
— Что вы делаете? – крикнул карлик.
— Молчите! – направила на него сферу девочка.
Карлик начал отступать, пока вовсе не свалился со сцены. Шут положил руку Аликс на плечо.
— Я уведу вас бесплатно, ведь я вас сюда привел. Это честно.
— Нет, — Аликс убрала его руку, — все они должны поплатиться! Каждый из них.
— Это очень опасно… Вы уверены? – Шут засучил рукава
— Я хочу попросить вас об услуге. Я отдам вам монету за справедливую кару всем, кто тут находится, за весь этот театр уродов с мертвыми сердцами. — На миг Аликс стало стыдно за свои слова, но она подумала, что за правду стыдно быть не должно.
— Я не буду никого карать… — шепнул Шут и добавил: — За такую небольшую плату.
— Здесь всего пять дверей. — Девочка еще раз посмотрела наверх. — Просто сделайте так, чтобы двери не открылись, чтобы это место стало их тюрьмой. Больше мне от вас ничего не требуется.
