Владимир святой: язычник-креститель-христианин

Дошедшие до нас сведения о Владимире рисуют образ реалиста-прагматика. Большинство его решений продиктованы политической необходимостью. Видимо, вполне практические цели лежали в основе религиозной политики Владимира.

Несмотря на общие корни религиозных представлений всех восточных славян, у отдельных племён они во многом различались. Существовали очень серьёзные региональные и племенные особенности обрядов и культов. Владимир, стремясь к интеграции обособленных славянских, балтских и финноугорских племенных групп, населявших его обширную державу, попробовал нивелировать религиозные разногласия тем же методом, который был использован при создании пограничных крепостей. Он решил устроить в Киеве, столице русских земель, пантеон, в котором должны были найти свое место все основные боги, почитавшиеся подданными ему племенами. Этот шаг должен был превратить Киев в духовную столицу Руси.

По приказу Владимира, на холме у княжеского дворца в Киеве были поставлены идолы Перуна, Дажьбога, Стрибога, Симаргла, Хорса и Мокоши. Перун выделялся серебряной головой и золотыми усами[5]. Идолы были установлены не только в Киеве, но и в других городах, в том числе Новгороде.

Укрепить язычество пантеоном главных богов, как в античной Греции, не удалось.

Славянские языческие представления не были похожи на греческие. Верховный бог не воспринимался повелителем и царем богов, как это было у греков с Зевсом. Если дружинник чтил, прежде всего, громовержца Перуна, то кузнец – повелителя огня Сварога, купец – Велеса и т.д. Новенькие, блестящие золотой и серебряной отделкой киевские идолы не могли заменить неказистых, потемневших от времени, намоленных поколениями предков каменных и деревянных истуканов. Слишком трудно было заставить по-новому верить в старых богов.

Проводя свою языческую реформу, Владимир пытался решить вполне конкретную и назревшую политическую проблему. Он правильно сформулировал ее для себя, однако метод, предложенный для ее разрешения, оказался неверным. Реформа не дала ощутимых плодов. Славяне, как и раньше, продолжали поклоняться своим идолам, ведь для них язычество было не просто верой в сверхъестественные силы, – это была тысячелетняя традиция, несущая в себе опыт жизни и сосуществования вместе с природой.

Кроме того, настораживал выбор богов в пантеон – там были представлены боги, особо почитавшиеся в городской и дружинной среде. Не удивительно, что земледельцы, составлявшие основное население Киевской Руси, враждебно отнеслись к этому новшеству. По-видимому, этим и объясняется отказ Владимира от язычества и интерес к принципиально новой религии – единобожию.

Владимир обратился к опыту соседних государств, во многих из которых государственной религией являлось единобожие (хазары были обращены в иудаизм около 865 года; волжские булгары приняли ислам в 922 году; в период между 942 и 968 годами были обращены в христианство многие племена балтийских славян; в 960 году был крещен польский князь Миешко, в 974 году – датский король Гарольд Блотанд; в 976 году – Олаф Тригвассон, будущий король Норвегии; в 985 году – герцог Геза Венгерский). Вера в единого бога прочнее сплачивала государство и возвышала роль верховного правителя[6].

Среди всех возможных вариантов единобожия было отдано предпочтение христианству. На этот выбор повлияло несколько обстоятельств. Во-первых, крупнейшей христианской державой являлась в то время Византия – главный торговый партнер Руси, с которым киевские князья были связаны союзническими обязательствами[7]. Во-вторых, именно христианство исповедовали соседи Киевской Руси, родственные им южные и западные славяне. Наконец, христианские общины уже имелись в русских землях: в Киеве действовала церковь Ильи Пророка, христианами были и близкие родственники Владимира – его бабка княгиня Ольга и брат Ярополк.

Владимир с дружиной принял крещение по православному обряду. Летописец связывает это событие с захватом русским войском Корсуни и женитьбой киевского князя на порфироносной греческой принцессе Анне. Однако автор летописного рассказа, излагая данную версию крещения Владимира, упоминает и о существовании других мнений: «Несведующие же говорят, будто крестился Владимир в Киеве, иные же говорят – в Василеве, а другие и иначе скажут». Эта обмолвка летописца указывает на попытку различных христианских общин после крещения по-разному представить это событие и перенести место его действия туда, где были особенно сильны позиции той или иной христианской общины. (Само христианство в X веке не было однородным, существовали многочисленные варианты этого вероисповедания, многие из которых признавались официальной церковью еретическими. Именно в это время активно назревал раскол между греческой и римской церквями, вылившийся в XI веке в разделение церквей на католическую и православную. В Восточной Европе активно действовали ирландские и арианские проповедники. Не удивительно, что в «Повести временных лет» в рассказе о крещении Владимира обнаружены арианские формулировки.) Спорной остается даже сама дата крещения князя Владимира, но традиционно это событие датируется 988 годом.

С крещения князя Владимира и его дружины начался длительный многовековой процесс христианизации Руси. Князь начал с уничтожения языческих идолов в Киеве.

Все они были повергнуты, сожжены или изрублены на куски, а изображение Перуна сбросили с высокого берега в Днепр.

После разгрома идолов греческие священники, пришедшие с князем из Корсуни, приступили к крещению киевлян. Подобно Иоанну Крестителю, крестившему древних иудеев в водах реки Иордан, Владимир предложил киевлянам креститься в притоке Днепра – речке Почайне. Вслед за крещением семьи князя и киевлян начался тяжелый и порой драматичный процесс обращения в христианство остальных жителей Киевской Руси.

Поразительно, как различается описание крещения славян в различных древнерусских центрах. Если в Киеве мы видим воодушевление и энтузиазм населения, с видимым удовольствием, порубивших и сплавивших по Днепру чуждых им идолов, то совсем иную картину наблюдаем несколькими годами позже в Новгороде. В дошедших до нас исторических источниках повествуется, как болезненно восприняли надругательство над священными для них идолами новгородцы и как они крестились буквально под угрозой смерти. Когда Добрыня и другой воевода Владимира, Путята, явились в Новгород, собираясь крестить его жителей, те встретили их с оружием в руках, заявляя: «Лучше нам помрети, неже боги наша дати на поругание». Заставить упорных язычников покориться удалось лишь тогда, когда киевская рать подожгла несколько домов, грозя превратить весь деревянный город в огромный костёр. Новгородцы запросили мира. Добрыня сокрушил языческих идолов и заставил новгородцев креститься в Волхове.

Сопротивлявшихся волокли к реке силой. Память о насильственном крещении новгородцев сохранилась в поговорке: «Путята крести мечом, а Добрыня огнём».

Большинство горожан в Киевской Руси было крещено на протяжении княжения Владимира, но язычников ещё немало оставалось на Руси[8]. Повсеместно новообращённые возвращалась к языческим обрядам сразу после ухода княжеской рати из их местности. Особенно долго язычество удерживалось на северо-востоке: Ростово-Суздальская и Муромская земли были обращены в христианство лишь в середине XI в.

Очевидно, что невозможно изменить мировоззрение человека, а, тем более, целого человеческого общества за год. Процесс срастания новой религии с традиционными представлениями славян продолжался несколько столетий, и надо отдать должное верности выбора князя Владимира: христианство в его православном варианте оказалось именно той религией, которая проявила наибольшую терпимость и готовность к сотрудничеству со старыми представлениями. Православие стало верой, которая сумела подняться над старинными племенными обычаями, и, не требуя искоренения всего, что было дорого сердцу славянина-земледельца, наложилась на славянское язычество и включила наиболее существенные праздники в свой церковный обиход. Таковы, например, праздник ухода зимы – масленица, приуроченный к началу Великого поста; праздник наступления лета теперь праздновали как Троицу; Святки приходились на Рождественские праздники и т.д. Функции многих языческих божеств были перенесены на многочисленных христианских святых: Перун – Илья Пророк, Купала – Иоанн Креститель, в данном случае произошло даже «сдвоение» имени: Иван Купала. До сих пор живет в русском народе вера в разные суеверия, от черных кошек и черных глаз, до леших, домовых и русалок.

Принятие христианства знаменовало собой завершение процесса становления государственности на Руси. Новая религия способствовала укреплению государственной власти. Отныне все общегосударственные мероприятия освящались авторитетом церкви. На службах в храмах каждодневно молились за здоровье правителя – великого князя, ибо по канонам христианства всякая существующая власть происходит от Бога. Таким образом, православие способствовало сглаживанию и социальных противоречий в обществе.

Благодаря Крещению Русь приобщилась к православной культуре: стали развиваться каменная архитектура, живопись, произошел всплеск в развитии ювелирного мастерства русских умельцев[9]. Начальный импульс развитию всех этих культурных отраслей дали потребности церкви и православного богослужения. Величайшим приобретением, пришедшим на русские земли вместе с христианством, стала славянская письменность, созданная в IX веке Кириллом (Константином) и Мефодием на основе греческой азбуки и названная кириллицей. Христианская религия, в отличие от устного языческого предания, основана на письменном слове. Потребовалось создание условий для подготовки собственных книжников. Владимир открыл училища, в которые собрал (не всегда добровольно) множество отроков. Поначалу матери, отдавая своих сыновей в учение, «плакали о них как о мертвых». Но уже в XI столетии письменность и грамотность перестали быть непонятной диковинкой.

Уже вскоре после Крещения была построена первая каменная церковь на Руси во имя Успения Пресвятой Богородицы. Христианские храмы существовали в Киеве и раньше, например, церковь Ильи Пророка. Однако новая соборная церковь стала главным храмом Русской земли[10]. В ней была и усыпальница киевских князей. По примеру Византийских императоров, Владимир одарил Церковь во имя Пресвятой Богородицы десятой частью всех княжеских доходов (священная мера Ветхого Завета), отчего и стала именоваться она Десятинной.

Десятинная церковь – «храм на крови». Она поставлена в соответствии с древней традицией на могилах святых. По преданию, киевский храм возвели на том месте, где язычники в 983 г. убили варягов-христиан Иоанна и Феодора. Отец и сын – мученики, ставшие кровавой жертвой языческим божествам – стали первыми почитаемыми русскими святыми (позже Десятинная церковь стала княжеской усыпальницей: в ней были похоронены Владимир с Анной, сюда были перенесены из Вышгорода останки княгини Ольги, а в 1044 Ярослав Мудрый похоронил в церкви останки посмертно «крещённых» Ярополка и Олега Древлянского).

Владимир поручил храм корсунскому духовенству во главе с Анастасом Корсунянином и, вероятно, строили его тоже корсунские мастера. Храм вместе со многими церков ными святынями, древнейшими иконами и книгами был безвозвратно утрачен при разрушении Киева войсками Батыя в 1240 г.

Владимир начал приведение в соответствие с основными христианскими нормами и русские правовые обычаи. Был введен церковный устав, а также элементы византийского гражданского права. Правда, распространенные в Византии жестокости уголовного законодательства – смертную казнь и членовредительные наказания – Владимиру пришлось отменить в пользу традиционных для Руси денежных штрафов – вир.

Еще одним проявлением нового государственно-политического самосознания Владимира Святославича стала чеканка в Киеве золотой и серебряной монеты. Едва ли выпуск первых древнерусских монет преследовал собственно экономические цели. В IX-X вв. на Руси в большом количестве ходила серебряная арабская монета – дирхем. Златники и сребреники Владимира выпускались небольшими тиражами из металла невысокой пробы. Это говорит скорее о политическом значении собственной монетной чеканки, наличие которой являлось элементом международного престижа. Если по весу она ориентировалась на привычный для Руси арабский дирхем, то по внешнему оформлению воспроизводила современные византийские образцы – золотые номисмы и серебряные милиарисии императоров Василия II и Константина VIII. Так же как на византийских монетах, где помещались изображения Христа и императора, на одной из сторон и золотников, и серебреников Владимира Святославича имелось изображение киевского князя в торжественном облачении (в венце с характерными византийскими подвесками по бокам, в плаще с застежкой-фибулой под подбородком и с крестом в руке), на обороте – на более ранних монетах образ Спасителя, а на более поздних – изображение княжеского родового знака в виде стилизованного трезубца (или сокола).

Владимир Святославич на монетах был представлен в рост сидящим на княжеском троне, что подчеркивалось и надписью: «Владимиръ на столе». Это редчайший в российской истории прижизненный портрет князя. Из портретных черт Владимира Святославича обращают на себя внимание массивный подбородок и длинные отвислые усы.

На политической карте Европы уже к началу XI столетия возникло большое и могущественное христианское государство. Вчерашняя варварская держава вошла в содружество христианских народов, что проявилось в многочисленных династических браках, которые стали заключать русские князья в XI веке с христианскими королевскими домами Западной Европы.

Принятие христианства вело к значительному смягчению царивших на Руси нравов. Церковь категорически запрещала человеческие жертвоприношения, ритуальные убийства жён и рабов на тризнах, упорно боролась против работорговли.

С христианской моралью пришло единобрачие и осуждение прелюбодейства. Князь Владимир старался соответствовать этим новым нормам. Источники сообщают, что он обуздал свою страсть к женскому полу, строил церкви, щедро раздавал милостыню.

Позднейшие книжники сумели оправдать ранние грехи Крестителя: «Был он женолюбец как и Соломон», вот только Соломон – «мудр был, а погиб, Владимир же грешен был, а обрел спасение». Летописец подвел итог описанию деяний князя словами: «Где умножился грех, там изобилует благодать, если прежде в невежестве согрешил, впоследствии же рассыпался покаяньем и милостынями».

Все это так, но все главная загадка истории Владимира Крестителя остались за пределами официального летописного рассказа. Летопись вообще не упоминает о Владимире с 996 по 1012 год. А ведь она не рассказала о самом существенном: как принятие христианства отразилось на политических и родовых взаимоотношениях внутри правящего дома? Если Святополк – старший из его сыновей по языческим нормам был сыном того, кто являлся мужем его матери, то по христианской заповеди – он сын своего отца.

Выходит, что возмужавший Святополк уже осознавал себя сыном старшего среди святославичей Ярополка. Соответственно он имел не меньше прав на Киевский престол, чем его незаконнорожденный отчим.

Конфликт Владимира со Святополком стал явным для всех и принял международный характер, поскольку Святополка, княжившего в то время в Турове, поддержал его тесть польский князь Болеслав. Польский же епископ Рейнберн – духовник супруги Святополка – стал его ближайшим советником. Владимир посадил Святополка в темницу, где его пасынок просидел до самой смерти отчима.

Другой возникший в связи с принятием христианства вопрос состоял в том, что из пяти жен Владимира лишь одну следовало считать законной, а соответственно, лишь сыновья этой супруги могли претендовать на наследование власти. Повесть временных лет сообщает нам о 12 сыновьях Владимира. В конце его правления все они были размещены по основным славянским центрам от Новгорода до Тмуторокани. По-видимому, Владимир рассчитывал воспользоваться византийским династическим правилом, по которому император при жизни определяет себе наследника. Выбор Владимира пал на одного из младших сыновей Бориса, являвшегося по материнской линии родственником болгарских царей. Но по Закону Русскому владения отца после смерти подлежали разделу между всеми его наследниками. Поэтому замысел Владимира не встретил понимания у его многочисленных отпрысков. Кто-то рассчитывал вмешаться в борьбу за Киевский стол, а кто-то предпочел довольствоваться малым и отделиться от отцовской державы с той землей, которая уже находилась под их управлением.

Так поступил Ярослав, сын униженной Владимиром Рогнеды. Он перестал уплачивать, установленную дань в Киев, чем вызвал небывалую ярость уже больного к тому времени отца. Владимир стал готовить военный поход на Ярослава, осуществлению которого помешала лишь смерть Крестителя.

Последние годы жизни Владимир жил в своей резиденции Берестове под Киевом постоянно ожидая мятежа со стороны кого-нибудь из своих отпрысков. Возможно, он искренне сожалел о прежде совершенном братоубийстве, но теперь, под занавес жизни мог стать сыноубийцей, собирая воинов в поход на Новгород и мятежного Ярослава. Этим планам не суждено было осуществиться. Владимир умер там же в Берестове 15 июля 1015 года.

Князь, похоже, не оставил политического завещания. И не потому, что не успел. В его распоряжении не было очевидного принципа, по которому можно было бы разделить власть в Русской земле. Принцип майората (наследование по старшинству в роде) еще не сложился.

Сам Владимир не мог его ввести, потому что пришел к власти, не будучи старшим в роде. К тому же его приемный, но старший по возрасту сын Святополк был родным отпрыском действительно старшего Святославича – Ярополка. Невозможно было выстроить и четкую возрастную иерархию сыновей: рожденные от пяти жен, они либо не знали, либо не хотели признавать старшинства братьев от другой матери. Все это отчетливо проявилось в усобицах, последовавших вслед за смертью Владимира.

Смерть Крестителя удалось скрыть на некоторое время. Приверженцы Святополка не оповестив никого о кончине Владимира, ночью совершили ритуал выноса тела через пролом в полу, положили на сани и отвезли в Десятинную церковь (по древним представлениям покойников выносили из дома, где они умерли, разбирая часть стены, крыши или пола, а к месту погребения в любое время года отвозили на санях). Лишь после того как Святополк освободился из темницы и взял под свой контроль стольный Киев, о смерти Владимира стало известно.

Владимира собрались оплакивать все киевляне. Узнав о его смерти «люди сошлись без числа и плакали о нем, бояре как о заступнике земли, бедные же как о своем заступнике и кормильце». Смерть умиротворяет память. Уже свидетели кончины Владимира благодарили своего князя за его дела возвеличившие страну, прославившие столицу.

Своим раскаянием, нищелюбием и милостыней в глазах соотечественников он вполне искупил грехи своей языческой жизни и оставил добрую память.

КРЕЩЕНИЕ РУСИ : так вот что связано с РПЦ — это скрывали от нас! Нужна вся правда!


Похожие статьи.

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: