Новый день начался так же, как прошлый: утро в два часа дня и обед в столовой.
Первым культурным мероприятием по плану был сбор грибов и бутылок.
Грибов мы нарвали, как обычно, что-то около ведра и уселись их чистить и мыть на улочке у дома. Сидим и чистим. И, помнится, ругаемся с Толиком. Толик снова взялся за свои биологические эксперименты и на этот раз, проявив настойчивость, нарвал-таки поганок и даже попытался угостить ими нас на ужин, подложив эти грибы ко всем остальным. Мы все дружно заорали, что еще в своем уме и желаем побыть в нем подольше, а Толик рассердился и стал собирать грибы отдельно. Теперь он их отдельно чистил и мыл. Мы ему, не переставая, напоминали о том, что жизнь хороша и жить хорошо, о семье и детях, о нас, наконец, то есть о том, что он нам прикажет с ним делать, когда он отравится, а все к тому и идет. Каждый вспомнил по два-три случая из истории человечества об отравлении грибами, но Толик уперся; выражаясь поэтически, как баран, и все твердил: Это грибы зонтики, а вы кретины.
— Тебе что, будет легче, если ты будешь знать, что отравился зонтиками, а не бледными поганками? — спросили мы.
— Это съедобные грибы, — сказал Толик. — Я читал и видел на картинке.
Мы заорали, что тоже грамотные, книжки читаем, но ни разу поганок среди съдобных грибов не видели.
— Ну и не ешьте, — сказал Толик. — Я вас не заставляю. А я съем!
— Нам еще играть. Ты о нас подумал?
— Отстаньте от меня! Я их пожарю отдельно. Я вам все докажу!
— Толик, — сказал Плоткин С., — честное пионерское, мы верим, что это замечательные и съедобные грибы! Верим?
— Верим!
— Только ты их не ешь, останься человеком, а? — Съем!
Тут рядом с нами раздалось бульканье и бормотание. Мы подняли головы и увидели смертельно пьяного инопланетяни-на. Он смотрел на нас своими инопланетными прозрачным глазами, качаясь во все стороны света, и говорил уже, вида мо, давно и не переставая.
Минуты три мы его внимательно слушали, но не понял абсолютно ничего, хотя существо отчаянно жестикулировало
— О чем это он? — спросил Володенька.
— Физкульт-привет, товарищ! — сказал Майк.
— Хинди-руси бхай-бхай, — сказал я.
Существо на секунду изумленно замолчало, но затем с новой силой и, уже начиная волноваться, продолжило свою речь.
— Может быть, это местный леший? — спросил я.
— А, может быть, он просто закурить просит? — предположил Плоткин С.
— Что? Закурить? — спросил Майк у существа и показал жестом, как глухому.
Существо замычало, замотало головой, икнуло и снова заговорило.
— Хорошо излагает, — сказал Плоткин С. — Только непонятно…
— А давайте послушаем, — предложил Володенька, и все, отложив грибы, уставились на пришельца.
— Хр-хр…бу-бу-бу, и я не трам-та-ра-рам через тра-та-та и поплавки и хр-р-р чмок-чпок, у-лю-лю пш-ш-ш, п-п-плавки, вона, а не трам-та-ра-рам налево-направо! • усиленно вещало существо. — Я там — трам, а вы тут та-ра-рам, п-п-плавки чист — чик-чирик! Пш-ш-ш, р-р-р, чмок-чпок!
— Я, кроме та-ра-рам, ничего не понял, — сказал Володенька.
— Это и мы поняли, — сказал я.
— Он то ли про рыбалку, то ли про какие-то плавки говорит, — сказал Толик.
— Может, у него плавки украли? — предположил Майк. -А он на нас думает.
— Или поплавки с удочки срезали, — сказал Володенька.
— Все! Я понял! — объявил Плоткин С. -Поплавк и! (Существо радостно закивало.) Знаете, что такое поплавки?
— Сыроежки! — вспомнил я.
— Тр-р-р, пр-р-р! Сыроежш-шки! Я трам-трам вашу так, п-п-плавки, бэ-э-э! — обрадовался пришелец и опять закивал.
— Ну и что, что поплавки? — спросил Володенька
— Знакомый гриб? — спросил Плоткин С. у существа. -Что? Поплавки собирали? Тоже? Знаете? А?
Тут существо сильно оскорбилось, посмотрело на нас сердито, обреченно махнуло рукой и побрело прочь. Межпланетный контакт не состоялся.
— Это серьезно, — сказал Майк.
— Полчаса человек нам что-то говорил, а мы ничего не поняли, — сказал Толик.
— Это он, наверное, твои зонтики увидел, — сказал Володенька, — и хотел сказать, что это не поплавки.
— Вот, опять! — заволновался Толик. — Наоборот, он хотел сказать, что тоже такие собирал, и что они похожи на поплавки.
— Вот съешь, будешь таким же, как он, — сказал Майк.
Когда мы почистили грибы и вернулись во двор, нам было заявлено, что мирное сосуществование — мирным сосуществованием, а сено косить надо. Пора!
Мы согласились, что раз пора, значит надо косить сено.
— Правильно, дети, — сказали нам. — А где хранят сено?
— Где? — спросили мы.
— На сено…
— .. .вале! — догадались мы.
— Правильно, — сказали нам и дружески похлопали но плечам. — Догадливые, господа офицеры.
— В сарае все не поместимся, — сказал я, когда мы пришли на веранду.
— Одним здесь придется, другим там, — сказал Толик.
— Правильно, — сказал Майк. — Вы с Плоткиным пойдете туда, а мы здесь будем спать.
— Ни фига! — сказал Плоткин С. — Почему это мы?
— Потому что мы уже там спали, — сказал Володенька.
— А кто вас просил там спать? Могли бы спать и на сеновале, нечего Вячеслава было слушать.
— И не заниматься б у х н е й, — сказал Толик.
— Мы не занимались б у х н е й, — сказал я.
— Бухня… — произнес Володенька. — Слово-то какое!
— От слова бух, — сказал Майк.
Спор кончился тем, что решили выкинуть на спичках, кому здесь оставаться, кому в сарай топать.
Тут вдруг на веранде появился т.Пин с бумажкой в руке.
— Вот, — сказал он с порога, — распишитесь, — И положил на стол бумажку. Это была составленная по всей форме платежная ведомость.
В ней были наши фамилии и против каждой из них надпись: 1 руб.
Мы молча расписались и уставились на т.Пина.
— Это командировочные, — сказал т.Пин, выкладывая на стол новенькие бумажки достоинством один рубль каждая. -Как положено. Пока.
И ушел.
Мы помолчали, рассматривая бумажки достоинством один рубль каждая.
— М-да, — сказал, наконец, Плоткин С. — Что деется?
— Что-то тут все не так, — сказал Володенька. — Котлеты с мясом, честный завклубом…
— Будь уверен, — сказал Майк, — он на нас свое поимел, гадом буду!
— Конечно, поимел, — сказал Толик.
— Подсчитать можно, — сказал Плоткин С. — сколько, примерно, человек было на площадке?
Мы слегка прикинули и пришли к нетрудному выводу, что т.Пин нормальный завклубом и дело свое знает.
— А ты говоришь с мясом, — сказал Плоткин С. Володеньке.
— В морду ему надо было кинуть, — сказал Володенька.
— И два в гору, — добавил Майк.
— Поздно, — сказал я. — Мы все равно без лапы.
— Какая лапа? — спросил Толик. — Ну причем тут лапа?
— Ну что, будем считать, что скинулись? — спросил я.
Майк поднял вверх указательный палец, Толик завздыхал.
В поход отправилась старая гвардия: Майк, Володенька и я. Толик взял свои зонтики и пошел на кухню. Плоткин С. последовал туда же, жарить и охранять от Толика остальные грибы.
Мы вышли на улицу и увидели идущего нам на встречу т.Пина. Т.Пинн тоже нас увидел и отчего-то предпринял, было, попытку убежать, потом он сделал вид, что нас не замечает, но так как деться ему было некуда, поскольку улочки в поселке им.Ж. узкие, а переулков вовсе нет, ему пришлось нас заметить и пойти на сближение.
Мы его тепло поблагодарили за пять рублей, а затем поинтересовались, как там насчет Вологды и Парижа.
— Да я… — замялся т. Пин. — Вологда далеко, а я… в отпуске! Да. С завтрашнего дня. Уезжаю надолго. Так что… — Он развел руками.
— Вот как? — сказали мы. Ну, а как насчет здесь поиграть?
— Э-э-э… — снова заныл т. Пин. — Ребята наши, ансамбль… Они сами играть хотят. Вы же понимаете, тут такой народ…
— Понимаем, — сказали мы. — Тут крутой народ.
— Да-да… Но. Я, пожалуй, смогу с ними договориться. Да. Если вы согласны играть… бесплатно. Ну, тут такая ситуация. Сегодня. Будете играть?
— Ну, что же, — сказали мы. — Можно и поиграть. В фонд голодающих парижского района Вологодской области.
— Все. Договорились. Сегодня играете. И т. Пин убежал.
— Ясно, — сказал Майк. — Товарищ делает ноги.
— Да, не хотят нас тут больше, — сказал я.
— А вы слышали, сказал Володенька, — кто-то говорил, что уже и н т е р е с о в а л и с ь, кто мы такие и о чем это поем не по-русски?
— Кто интересовался?
-• Баба какая-то. Женщина. Откуда-то сверху.
— Голые бабы по небу летят, — сказал Майк, — в баню попал реактивный снаряд.
— Слыхали, — сказал я.
— Есть еще другой конец: А город подумал, ученья идут.
— Так что будем делать? — спросил Володенька.
— Я думаю, что три шестьдесят две, — сказал Майк.
— И консервов на всю ночь, — сказал я.
— Нет, я вообще, — сказал Володенька. — Домой, что ли, поедем?
— Я еще пока в отпуске, — сказал Майк.
— Поживем — увидим, — сказал я.
Вскоре мы отправились назад и. конечно же, не с пустыми руками.
Толика мы застали у специально выделенной ему электрической плитки. Он старательно перемешивал свои зонтики, шипящие на маленькой сковородке. В кухне висел незнакомый запах. Плоткин С. ходил по кухне уже почти, как дома, приятельски беседуя с родственниками.
Толик, наконец, объявил, что все готово, и сейчас он до-кажет, какие мы идиоты, после чего схватил вилку и подошел к сковородке.
— Талик! — закричали мы. — Подумай еще раз!
— Да идите вы!.. — сказал Талик и воткнул вилку в гриб.
— В таком случае, — сказали мы, — мы заявляем официально: иди и напиши нам справку, что мы тебя целый день отговаривали, а ты нас не послушал и отравился по собственному желанию. Напиши, а потом жри свои поганки.
Талик посмотрел на нас, и ему пришло в голову, что мы говорим серьезно. И что-то в нем дрогнуло. И он растерялся. Но отступать уже было поздно, и в наступившей тишине он сунул в рот гриб, разжевал и проглотил.
• А что?.. Нормально… — произнес он, но в его голосе уже не было прежней бодрости и уверенности. — Грибы, как грибы… — сказал он задумчиво уже как бы сам себе.
Он съел еще один гриб и немного помолчал.
— Да! — сказал он затем. — Ну вас всех на фиг!
Он взял сковородку и отправился выкидывать свои зон-тики** под громкое одобрение правительства.
Все-таки, мы его достали. А грибы эти на самом деле были съедобными и на самом деле зонтиками. Как выяснилось потом.
Ужинать решили по-семейному, на кухне, в тепле и уюте. Грибами с водкой. Все не спеша расселись, торжественно разлили по стопочкам, произнесли культурный тост с новым подом, нацепили на вилки по грибку, подняли, выдохнули, зажмурились… И тут случилось то, что в народе называют сложным словом кайфоломство.
В кухню вошла родственница и затем удивила нас чрезвычайно. Все плоткинские дружественные отношения полетели тут же в трубу вместе с дымовыми газами. Загремела посуда, повалил пар и посыпались искры. Мы поначалу и не сообразили, в чем дело, отчего искры, пар и сердитый звон посуды, а затем послышалось: водку пьют!, и мы начали догадываться, что…
…Летние каникулы дети решили провести в деревне. Родители знали, что дети шаловливы и малопослушны, и не хотели их отпускать одних. Но дети настояли на своем, пригрозив двойками за сочинение как я провел лето, и родители согласились, и даже дали денег на дорогу, строго наказав вести себя хорошо и слушаться старших. И дети приехали в деревню. Они действительно были шаловливы и малопослушны: не ночевали дома, гуляли без разрешения, не соблюдали режим дня и ночи, некоторые даже курили тайком! Родственники огорчались, однако говорили между собой: Ничего, они же, все-таки, дети! Перебесятся, все пройдет. Нынче все дети не такие, какими были мы, нынче акселерация! Ничего страшного. И в самом деле, дети скоро набегались, напрыгались, набесились, да и успокоились. Стали ночевать дома, не курить тайком, не шалить. Они стали культурно отдыхать: собирать грибы, ловить рыбу, а по вечерам играть в тихие игры. Они даже стали соблюдать кой-какой распорядок дня… И вдруг! Что это? Как?! На глазах у всех! Дома! Нет, этого вынести уже было нельзя. Водку пьют!
И детям сделалось стыдно, чему они тоже удивились. Так, в удивлении, они и выпили по стопочке. И закусили. И все молча. И повторять не стали (кроме совсем непослушного мальчика Миши).
— У меня, — сказал Толик, когда мы ищи в клуб, • после зонтиков… что-то в голове… Плывет.
— Ну-ну, — сказали мы. — На бас-гитаре играть не разучился?
— Не разучился.
— Какой год нынче, помнишь?
— Помню…
— То-то.
— Наркоман.
— В следующий раз попробуй мухоморов, — сказал Майк.
— На мухоморах, говорят, торчат.
— А на бледных поганках не торчат? — спросил Володе ка.
— Попробуй, узнаешь, — сказал Плоткин С.
— Пусть Толик попробует, а мы узнаем.
— Вот отыграем сегодня последнюю игру, тогда пуст» пробует.
— Как последнюю? — удивился Толик. — А потом что?
— Все. На заслуженный отдых.
— На НЕзаслуженный! — закричал Толик. — Ну на хрена мы сюда приехали? А? Грибы с водкой жрать? Э-э-эх!
— А по-моему, хорошо отдыхаем, сказал я.
— Да, но можно бы и получше, — сказал Плоткин С.
— Я в отпуске, — сказал Володенька. — Всем хорошо.
— А этот ваш Пин? — спросил Плоткин С. — Он же что-то обещал устроить…
— Т. Пин делает ноги, — сказал Майк, — он уходит в а пуск.
— Не хотят нас тут, — сказал я. — Ни в Париже, ни в горо-де У., ни здесь.
— А почему не хотят? — спросил Толик, — все ведь были довольны.
— Ихние команды не хотят. Потому как жлобы. А жло-бы, они и в Африке жлобы.
— Наш жлоб — самый лучший жлоб в мире! — сказал Майк.
— Африканский жлоб — друг нашего жлоба, — сказал Во лоденька.
— Сволочи они все, — сказал Плоткин С.
— Так что, домой поедем? — спросил Толик, и в его голо-се послышалась радость надежды.
— Я, вообще-то, не спешу, — сказал Майк.
— А что ты будешь в городе делать, Толик? — спросил Плоткин С.
— А тут что делать?
— Отдыхать. Ты за город ездишь?
— Никуда я не езжу, — сказал Толик. — У меня времени нет. Учеба, репетиции эти ваши… И я уже этим летом отдыхал! А… на что мы назад поедем?
— Мне пришлют, сказал я.
— И мне пришлют, — сказал Володенька.
— Как-нибудь да уедем, — сказал Майк.
После танцев, где мы бесплатно добили местный аппарат, мы очутились на веранде, усталые и недовольные. Майк взялся расчерчивать пулю.
— Я понимаю, — печально сказал Толик, присаживаясь на лежак, — вам тут в самом деле хорошо. Всю ночь играете, потом дрыхните до двух часов, потом гуляете и снова играете. А мне что делать?
— Толик, мы все понимаем, — сказал Плоткин С. — Но мы не виноваты, что ты не играешь… Что ж делать-то?
— Да все ясно, — сказал Толик. — Тогда вы мне скажите, мы больше не буде репетировать?
— Отчего же? — сказал я. — свои вещи…
— Ну, это мы и в городе успеем.
— Между прочим, писаться скоро начнем, — сказал Плоткин С. — Мы там такое придумали… Так что давай, разучивай!
— Да, — сказал Толик. — Ладно. А как там насчет рыбы? Вы, вроде, ловили?
— Да, — сказал Плоткин С. — Было такое мероприятие.
— И ничего не поймали?
— Течение там… — сказал Володенька. — Так и сносит.
— И не клевало?
— Кто знает? — сказал я. — Погода была не та. И течение…
— Тогда я завтра пойду рыбу ловить, — сказал Толик и ушел.
И нам где-то и как-то было его жаль.
— Не хорошо все это, — сказал Володенька, перемешивая карты. — Сдвинь.
— Да уж, — сказал Плоткин С.
— Бедняга, — сказал я.
— Сдавай! — сказал Майк. — Я уже сдвинул.
И по столу зашелестели будущие шестерные, семерные, восьмерные, девятерные, десятерные и мизера, которые, известно науке, ходят парами.
Будучи на прикупе, я вышел, выражаясь поэтически, на двор.
А на дворе была глубокая ночь. Было такое время ночи.
когда спят даже неврастеники. Я посмотрел на небо и в кото-
рый раз в жизни подивился мощи картины, состоящей из кос-
мической черноты и света, который ничего не освещает.
Звезды выглядели так, будто к поселку им. Ж. сверху при-
строили гигантскую линзу. Я посмотрел на них и вспомнил
что последний раз я видел такое небо году, этак, в 75-м,
осенью, будучи в колхозе на сборе капусты. Той осенью вы-
шел я однажды вечером из барака, опять же по причине ма-
лой нужды.
Я вышел по малой нужде, вот так же посмотрел на небо и подивился бесконечности нашей родной вселенной. А затем случился необъяснимый природный феномен. Прямо-таки круче всех летающих тарелок и снежных гуманоидов. Только я начал избавляться от этой самой нужды, рассматривая иные миры, как с неба, ни с того ни с сего (со звездного неба), по сыпались крупные теплые дождевые капли. Дождь пошел сразу. Мгновение — и капли стучат по крыше барака и по -. лиэтиленовому покрытию теплиц с огурцами. Бежать и спа-саться от дождя мне, сами понимаете, было совсем неудобно. Сейчас, думаю, кончится нужда, я и убегу. Но фантастиче-ский дождь прекратился так же, как и начался, разом, и как только я оказался свободен. В бараке меня встретили радостным ржанием, так как мимо трудового кол-лектива не прошло не замеченным то, что дождь начался, как только я вышел, а затем он кончился — и я вошел. Кое-кто за-метил, что хорошо, что нужда была малая, а не большая, да на этом все и утихло. Но они ведь в бараке не знали, что это был дождь с ясного неба! И длился он ровно столько, сколько я был вынужден. [
— У меня есть мысль, — сказал я, когда мы сделали перерыв, чтобы открыть консервы. — Я думаю, что раз такое дело и с ноля часов до шести у нас самый разгар жизни и творчества, не перевести ли нам часы на шесть часов назад?
— И что будет?
— Вот, смотрите, — сказал я и перевел стрелки на своих часах ровно на шесть часов против их естественного хода. -Володенька, сколько сейчас на твоих?
— Четыре.
— А на моих?
— Десять.
— Назад! 22 часа, то есть у нас уже вечер, часа через два как раз время спать. Поспим до восьми-девяти, как все люди, позавтракаем… А?
Все призадумались.
— Ночи будут теплые и светлые, — сказал я.
— И магазин в пять утра открывается, — сказал Майк, -прогрессивно!
— Да, но и закрывается в час дня, — сказал Плоткин С.
— Значит заранее надо думать, — сказал Володенька.
— И столовая в шесть утра открывается…
— О’кей! Кто сдает?
— Кто сдавал?
— Он сдавал, я заходил.
— Ты сдаешь.
Часа в 24, по нашему, местному времени, когда пуля уже была подсчитана, и все собирались на ночлег, явился свежий и бодрый Толик. Он, как истинный рыбак, вскочил в страшную рань, чтобы не пропустить утреннего (по их, московскому времени) клева. По-нашему, он собирался на рыбалку натурально на ночь глядя, поэтому мы смотрели на него с некоторым недоумением.
— Ну что? — сказал свежий и бодрый Толик. — Пойдем? Родственники лодку дали.
Все хором зевнули и сказали, что уже поздно рыбу ловить.
— Я смотрю вы уже окончательно… — сказал Толик и покрутил пальцем.
— А га, — сказал Майк и опять зевнул.
— Все ясно, — сказал Толик. — Я тогда с дочкой родственников поеду. Покажите хоть, где вы ловили и где витин перемет?
— Я сплю, — сказал Плоткин С. и уснул.
— Ну, я пошел в сарай, — сказал Володенька и ушел в са рай.
— Вячеслав, вали, — сказал Майк, — мне спать негде.
— Ну, я пошел, — сказал я Толику. — Перемет там, на берегу… К колышку примотан.
— Там много разных переметов, — сказал Толик, — а нам витин нужен.
— Дочь… а~а-а, — я зевал и пытался остановить вращение земли, — знает, она ме-э-э-эстная. Ну, спокойной ночи, то есть, да…
— Вячеслав? Ты нехорошо поступаешь! — сказал Толик. — Ты должен показать нам перемет?
— А? А-э-эх… раз… тогда и покажу. Куда идти? А, к реке…
К реке я шел со спальным мешком под мышкой, зигзагами, проклиная Толика с рыбой, и росу от которой травы уже, выражаясь поэтически, успели прогнуться, несмотря на то, что уже было за полночь, и это опять было все равно, что идти вброд по мелкой речке.
Показав перемет, я, наконец, доплелся до сарая, из которого доносился спортивный храп, и, рухнув на спинку дивана, растворился в глубине грядущей ночи, местной, а потому солнечной.
***
