— Эдвард, кажется, я передумала, — мой голос дрожит, пот градом бежит с моего лба прямиком мне в рот.
Эдвард нежно вытирает его небольшим белым полотенцем. Он улыбается, но я вижу в его глазах беспокойство и ненавижу себя за то, что стала тому причиной, но мне действительно очень страшно.
— Белла, любимая, мне кажется, для этого уже слишком поздно.
— Ты не понимаешь, — быстро шиплю я, — я не могу этого сделать. По-моему, это большая ошибка.
Но он только качает головой и продолжает вытирать пот на моем лице, а также влажные капли у меня под глазами.
— Это не ошибка, и ты уж точно справишься, — говорит он уверенным голосом.
Я выпрямляюсь и вздрагиваю, сжимая в кулаке его рубашку – бэйдж, висящий у него на шее, тоже попадает под руку. Должно быть, он не успел его снять, мчась ко мне.
— Эдвард, я в ужасе, — признаюсь я, с ненавистью распознавая в своем голосе плаксивые ноты, но подавить их мне не под силу.
Он ухмыляется, и ему повезло, что сейчас мой мозг слишком занят другими мыслями, и я забываю хорошенько его пнуть.
— Это ты в ужасе? – хмыкает он. – Ты, которая однажды спустилась с двенадцатиэтажного здания, перепрыгивая с одного балкона на другой? Ты, которая сумела удрать от меня, без малейшего колебания спрыгнув с эстакады перед приближающимся внедорожником?
Я закатываю глаза.
Он отвечает тем же и продолжает:
— Ты, которая заставила целое отделение ФБР преследовать тебя по дождливым улицам Сиэтла, словно кошка, перепрыгивая с одной крыши дома на другую?
— Эдвард… – молю я, сердито глядя на его идеально побритое лицо и размышляя о том, как несправедливо, что именно в этот момент он так превосходно выглядит.
Но он еще не закончил.
— Ты, которая каталась на серфе так, словно родилась на нем, которая вопреки моим протестам прыгнула с высоты вулкана и которая почти каждое утро на пробежке все еще надирает мне задницу? Ты, которая каждый день имеет дело с целым классом третьеклашек и, несмотря на это, возвращаясь домой, сияет? И после этого ты хочешь сказать, что тебе страшно?
— До усрачки, — признаюсь я.
Он только смеется в ответ, и мне очень хочется хорошенько ему наподдать, но у меня просто нет на это сил.
— Я тебе не верю, — говорит он, его изумрудные глаза задорно сверкают, несмотря на беспокойство, которое все еще проглядывается в них.
— Это правда! Пожалуйста, давай уйдем отсюда! Уедем обратно на пляж и забудем обо всем этом!
— Мы не можем, любимая, — извиняющимся тоном говорит он, и мне никогда еще не хотелось так сильно его ударить. – Боюсь, что нам придется сейчас через это пройти, — я чувствую, как мое сердце сжимается от страха. Но затем Эдвард наклоняется ко мне и целует мой покрытый потом лоб. – Но не беспокойся, — добавляет он; в его глазах нежность и забота, — я буду с тобой от начала до конца. Обещаю.
Следующие несколько часов проходят словно в бреду, но я отчетливо помню, что в какой-то момент он заглядывает ко мне между ног, и тогда на его лице появляется выражение, которое я никогда еще не видела, а я повидала множество выражений на его лице после того, как он смотрел мне между ног.
Но это – совершенно другое, и вдруг мне хочется сделать это ради него, чтобы навсегда на его лице сохранить это сочетание любви, трепета, страха, благодарности и смущения.
Поэтому, несмотря на собственный страх, я продолжаю тужиться, и он ловит его и перерезает пуповину. Затем в глазах Эдварда появляются слезы, палата наполняется громкими воплями, а потом что-то теплое кладут мне на грудь, и еще никогда в жизни я не чувствовала себя более целой, чем в этот момент, глядя на крохотное существо, которое уже так похоже на своего отца.
Тристан Чарльз Каллен.
???*???*???*???
— Мамочка, а как вы познакомились с папой?
— Мамочка была маленькой воровкой, а папочка поймал ее, когда она собиралась кое-что стащить.
Лили хихикает над объяснением папы; они держатся за руки и покачивают ими взад-вперед. Немного впереди Тристан бегает по волнам, его бронзового оттенка волосы развеваются на ветру. Он оборачивается всего на долю секунды, чтобы удостовериться, что мы все еще следуем за ним. Его темные глаза сверкают, ведь, несмотря на то, как сильно ему нравится его самостоятельность, ему также важно знать, что мы рядом.
Лили смотрит на отца большими любопытными карими глазами. Ее длинные бронзовые кудри развеваются и иногда падают ей на лицо, поэтому она нетерпеливым жестом отбрасывает их.
— Потому что ты – агент ФБР, папочка? Ты поймал ее, когда был на работе?
— Ага, — улыбается дочери Эдвард. Он ловит мой взгляд, и в нем читается нескрываемое веселье. Я улыбаюсь ему, и мы вместе качаем Лили, убегая от волн, когда они уже почти достигаю ее босых ног. Но укрывшись между силой Эдварда и моей скоростью, ей не о чем беспокоиться.
— А что она хотела украсть? – спрашивает наша супер-любопытная дочка.
Эдвард наклоняется к ней и, все еще глядя мне в глаза, шепчет ей на ушко:
— Она собиралась похитить мое сердце. И знаешь, что я тебе скажу? Она так мне его и не вернула.
